Кортни Саммерс - Это не учебная тревога

План таков: если двери снесут, то, по расчетам Кэри, мы услышим это по грохоту падающих баррикад, успеем добраться сюда и расчистить себе путь. Затем мы выбежим в ночь. Или в день. Как повезет.

Харрисон поскуливает, боясь того, что придется покинуть школу, хотя в данный момент уход отсюда мы представляем себе чисто гипотетически и язык уже сломали повторять ему, что не оставим его, как запугивает Трейс. Когда Кэри пытается придумать, куда нам потом идти, Трейс решает, что тот опять возомнил себя лидером, они снова ссорятся, и мы так ничего и не придумываем. С командной работой у нас явные проблемы. А затем Кэри заявляет, что больше никто не должен ходить в библиотеку.

— Мы будем проверять этот выход по разу за ночь, — объясняет он. — В остальное же время здесь должно быть насколько возможно тихо. Я не знаю, могут ли они нас слышать снаружи, но рисковать точно не хочу. Я хочу оставаться здесь, пока нам действительно не придется уходить.

Иными словами — нам предстоит долгое ожидание.

По дороге в банкетный зал Райс касается моей руки, останавливая меня. Я непроизвольно дергаюсь, что удивляет его, однако никто из нас это не комментирует. Кэри оборачивается, слыша, что за ним идут не все, и Райс машет ему рукой — мол, мы на секунду. Остальные возвращаются в зал.

— Что ты думаешь? — спрашивает Райс.

Я думаю, что он вымылся. Его каштановые волосы не слиплись в жирные пряди. На лоб падает челка, порезанная так рвано, будто он сам себя стриг в темноте. У него гладкая кожа, без щетины. Парни пользуются бритвой, найденной в кабинете у тренера Хейнсворта. Райс Морено. До первого звонка он обычно всегда курил с другими выпускниками на другой стороне улицы. Иногда в окружении девчонок, иногда — нет.

— Что я думаю о чем?

— О нашем плане.

Я не говорю ему, что, по-моему, такового вообще нет. И что как только мы покинем школу, я от них отделюсь. Может быть, я даже пожертвую собой, чтобы у них было время убраться подальше, и тогда я умру героиней или кем-то в том же роде. Придя сюда, я кое-что осознала. Раньше я слишком зацикливалась на том, каким образом уйти — на таблетках Лили, которые так и не смогла найти, — когда значение имеет не то, как я уйду, а то, что я просто уйду.

— Я имею в виду, — продолжает Райс, — ну… не знаю. Ты почти всё время молчишь.

— Может быть, мне нечего сказать.

— Только не с таким взглядом, как у тебя.

То, как он смотрит на меня… не думаю, что он заигрывает. Он так напряженно, так внимательно изучает мое лицо, что мне становится не по себе.

— Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

— Все остальные здесь бросаются из крайности в крайность. Ты ведешь себя отстраненно, но, похоже, постоянно о чем-то думаешь. Бродишь по школе одна, что вообще-то довольно глупо… Вот я и хотел узнать, что у тебя на уме.

— Ничего.

Помедлив, Райс спрашивает:

— Где твои родные, Слоун?

— Мертвы, как и твои?

Я не знаю, что случилось с родителями Райса, но понимаю, что они действительно мертвы, видя его реакцию на свои слова — его лицо болезненно искажается. Однако если он не хотел, чтобы я бередила ему душу, то не стоило задавать таких вопросов. Райс кладет ладонь на грудь, там, где сердце. Такое ощущение, будто я у него что-то забрала, но не знаю что именно. Не осталось ничего, что можно было бы забрать.

— Я не говорил, что мои родные мертвы, — тихо замечает Райс. — Какое право ты имеешь это говорить?

Прежде чем я успеваю что-то ответить, он отворачивается и идет по коридору в зал. Мне не остается ничего другого как следовать за ним, что меня очень злит.

— Я всегда была тихоней, — говорю я ему в спину. — Ты меня совсем не знаешь.

Райс останавливается и поворачивается ко мне.

— Тебя зовут Слоун Прайс. Твой шкафчик находится напротив моего. Когда твоя сестра еще училась тут, вы были неразлучны и вели себя так, словно в мире не существует никого кроме вас. Я всегда считал это странным, но в то же время и милым. А то, что ты только что сказала о моих родных, было жестоко.

— Тогда где они? Если не мертвы?

Смерив меня полным отвращения взглядом, Райс снова разворачивается и уходит. Я не успеваю спросить его, рад ли он, что мы выжили.

Бум. Бум. Бум. Бум. Бум.

Это не прекратилось. Кэри и Райс то ли ходят по коридорам, то ли проверяют баррикады у других дверей, я не знаю. Харрисон заткнул уши намоченной туалетной бумагой, заглотил несколько таблеток найденного в медкабинете бенадрила и отрубился. Еще мы нашли подушки и одеяла, так что теперь наши маты похожи на жалкую имитацию постелей. Я лежу на своем и смотрю на дверь. Подцепляю и отрываю болячку на локте. Ранка наливается кровью.

Готова поспорить, что в этот же момент удары в дверь усиливаются.

Бумбумбумбумбумбумбум.

Я натягиваю одеяло до подбородка и закрываю глаза. По бокам от меня на своих матах устраиваются Райс и Трейс.

Райс еле слышно молится, и я засыпаю под звук его голоса.

«Слоун».

Я открываю глаза спустя минуты. Нет, часы. Сознание затуманивает всё еще слышимый в ушах резкий голос отца.

По залу передвигается тень, и я паникую: «Он тут! Нет, его тут нет, он не мог…», но потом осознаю, что это выскользнули из зала Грейс и Трейс. Зажмурившись, пытаюсь выкинуть из мыслей отца, но если уж он пролез в них, то избавиться от него невозможно.

Я решаю пойти за Грейс с Трейсом.

Тихо выхожу из зала в коридор, прислушиваюсь, но не слышу их. Я дважды обхожу погруженный во тьму первый этаж, но не нахожу брата с сестрой. Тогда я поднимаюсь на второй этаж и, не заходя в классы, снова прислушиваюсь.

Краем глаза улавливаю луч света дальше по коридору. У конференц-зала. Я прячусь за рядом шкафчиков и наблюдаю за тем, как Трейс перебирает ключи директора Лавалли, пока Грейс светит на его руки фонариком.

— Кэри знает, что ты их взял? — спрашивает она.

— Они не принадлежат ему. — Пауза. — Нет.

Найдя нужный ключ, Трейс открывает дверь. Они мешкают, стоя на пороге. На улице, заходя в любую комнату, переступая любой порог, мы ощущали себя так, словно нам прямо в сердце вгоняли инъекцию со страхом. Это было опасно. После долгих колебаний они все-таки входят внутрь. Подобравшись как можно ближе к двери, я слышу, как они некоторое время молча ходят по залу, а потом…

— Готова? — спрашивает Трейс.

— Они не смогут увидеть наших лиц.

— Может и смогут, мы не знаем. И мы назовем наши имена.

Молчание.

— Я не хочу этого делать.

— Ну давай же, Грейс. Они знали, что мы идем в школу.

— Но…

— Я не видел их мертвыми, и ты тоже не видела. Что, если они пытаются добраться до нас? Что, если нам придется отсюда уйти, или… если мы умрем до того, как они сюда придут? Если так случится, то они найдут эту запись. А если мы не умрем, то сможем потом ее пересмотреть и посмеяться.