Александр Матюхин - 13 маньяков

– И верно. – Жданов разом умерил свой порыв, снова опустившись в кресло. – Но все-таки пропажа слуги в русском консульстве, внезапная болезнь важного переговорщика – и все перед отравлением персоны еще более значимой… Эти события кажутся мне взаимосвязанными.

– Ну хорошо, – согласился Щербатской, – пойдем к Аркадию Семенычу. Думаю, от того, что мы справимся о здоровье Буды Рабданова, беды никому не будет.

Дашевича, коренастого, ширококостного мужчину, разменявшего недавно пятый десяток, товарищи обнаружили в небольшом лазарете, пристроенном к зданию консульства. Выйдя к гостям, вызванный одним из помощников, вид он имел крайне озабоченный.

– Что вам угодно, Федор Ипполитович? – спросил он ворчливо, тщательно вымыв руки и протерев их после того спиртом, распустившим по покою крепкий, щекочущий ноздри запах.

– Да вот, Аркадий Семенович, хотел справиться о здоровье Рабданова…

– Плохо, – отрезал медик, – черная оспа. Вы привиты, я надеюсь?

– Д-да, – запнувшись, ответил Щербатской.

Дашевич удовлетворенно кивнул.

– Вот и славно. А теперь, господа, прошу меня оставить. Состояние больного крайне тяжелое, а лечить его, без преувеличения, нечем. Прошу извинить.

Когда двери лазарета закрылись за ними, Федор Ипполитович обернулся к Жданову.

– Вот ведь напасть какая! – произнес он обеспокоенно. – Только этого нам и не хватало. Но один положительный момент тут все же есть – версия твоя не нашла подтверждения.

– Я бы не спешил с выводами, голубчик мой, – покачал головой Жданов. – А окажи-ка мне еще одну любезность: давай наведаемся в комнату твоего пропавшего Агафона.

Щербатской отрицательно покачал головой:

– Я бы и рад, Жорж, только ведь дверь заперта. Я через стены проходить не выучился еще.

– Напрасно, голубчик, напрасно. Чрезвычайно полезное умение, – улыбнулся Георгий Филимонович. – Но шутки в сторону. Мне нужно, чтобы замок на его двери вскрыли.

– В уме ли ты? – Щербатской шумно втянул воздух, вскинув брови. Кожа на гладко выбритой голове его при этом заметно сдвинулась.

Жданов пригладил бакенбарды, достал из портсигара новую папиросу.

– Выходки твои час от часу все сумасброднее становятся, Жорж.

Чиркнув спичкой, Георгий Филимонович раскурил папиросу.

– Как знаешь, Федор. Только попомни мое слово: за этим замком Агафон твой – мертвый лежит.

– Типун тебе на язык, – нахмурился Щербатской. – Нет, Жорж. Хочешь – обижайся, да только я тебе тут не помощник. Если так неймется, иди к консулу и расскажи все это ему.

– Эх, Федор! Нет в тебе азарта. – Жданова, похоже, резкий ответ товарища нисколько не расстроил. – Значит, пойду спать. Утро вечера мудренее. А заодно ужином озабочусь – вся эта суета нагоняет зверский аппетит.

– Если хочешь, – Щербатской выглядел несколько смущенным, видимо раскаиваясь в своей несдержанности, – я могу составить тебе компанию.

– Буду весьма рад, голубчик мой, Федор Ипполитович. Тем паче что я, признаться, не знаю даже, где мне этот самый ужин раздобыть.

Спустя полчаса, сидя друг напротив друга за небольшим столом в одной из комнат Щербатского, используемой им, как видно, именно в качестве столовой, товарищи оживленно обсуждали последние петербургские сплетни, привезенные Ждановым. Свежесть их, само собой, была сомнительна, но лишенный фактически всякой неформальной связи с Северной столицей Федор Ипполитович был рад и этому. Еда, которую подавали в консульстве, была незатейлива – щи да каша из привозных крупы и овощей да местная говядина и конина, жесткие, словно подметка. Чтобы скрасить скудность блюд, Щербатской поставил на стол небольшой графин водки из неприкосновенного запаса. Поставки в эти края были редки и нерегулярны, а спиртное в списки первой необходимости не входило. Оттого немногочисленные запасы его береглись для самых редких случаев.

– Что ты недоговариваешь, Жорж? – вдруг спросил Федор, резко меняя тему. Жданов вскинул бровь. – Нет, ты не гримасничай, я ведь тебя еще со студенческих лет помню. С чего ты взял, что Агафона убили? Ведь с Рабдановым не подтвердилось!

Жданов, усиленно пережевывая особенно жесткий кусок мяса, какое-то время не отвечал. Наконец расправившись с ним и вытерев губы салфеткой, он торжествующе улыбнулся:

– Значит, остался-таки юношеский запал в тебе, Федор. Это хорошо.

– Не ерничай, рассказывай давай. – Несколько выпитых рюмок расслабили Щербатского. Полные щеки его раскраснелись, а бритая голова покрылась испариной.

– Новых фактов не появилось, – заявил Жданов, назидательно подняв вилку с наколотым на нее куском соленой конины. – Но и старая гипотеза от того не распалась.

– Это почему? – удивился Федор.

Жданов снова взмахнул вилкой.

– Почему? Потому что оспа ничем не хуже мышьяка. К твоему сведению, англичане еще два века назад использовали ее, когда воевали с аборигенами в Америке. Чтоб не лезть под дикарские стрелы, они подбрасывали им одежду, вещи, одеяла больных. Целые племена вымирали.

– Думаешь, заговорщик подбросил Рабданову зараженную оспой вещь? Как же он сам не побоялся заразиться?

– Ты все еще полагаешь, что наш подозреваемый – монгол? – осведомился Жданов.

– Необязательно. Если откровенно, то я думаю, что за этим стоят китайцы. Их тут немало – в торговом поселении Маймачен, в паре верст отсюда. К тому же в Урге расположена резиденция амбаня, фактически – правителя Монголии, назначенного Цинской империей.

– Здраво. Но и это – не препятствие. Практика прививок оспы известна в Китае уже не одно столетие, так что злоумышленник, особенно если он не раз проворачивал подобный трюк, вполне может быть защищен от этой болезни.

Щербатской, уверенно подхватив графин, налил себе и Жданову еще по рюмке.

– Странный ты все-таки человек, Жорж! – сказал он, поднимая свою стопку. – Вот не мог ты сразу мне это сказать? Разве я похож на осла? Неужто ты думал, что я не пойму тебя или стану упрямиться?

– Не переживай ты так, голубчик мой, – заявил Георгий Филимонович примирительно. – Твое здоровье.

Когда все было съедено и выпито, друзья разошлись по комнатам, сговорившись перед тем с утра вскрыть-таки комнату Агафона. Правда, уже к утру решимость, питаемая Щербатским, сменилась похмельем, и Жданову стоило немалых усилий принудить его к исполнению своего обещания. Впрочем, нежелание Федора Ипполитовича вскоре стало понятным. Чтобы вскрыть замок, требовалось разрешение консула, а привлекать излишнее внимание к происходящему Щербатской не хотел. Наконец Жданову удалось его переубедить, и оба они предстали перед начальственные очи.

Первое официальное лицо Российской империи в Урге, Владимир Федорович Люба провел в Монголии уже почти двадцать лет, за этот срок пройдя путь от простого драгомана до консула, которым стал четыре года назад. Человек невоенный, востоковед и лингвист, посвятивший жизнь изучению этой далекой земли, он с первых минут знакомства завоевал симпатию Жданова. Кратко поприветствовав гостей, он сразу же предложил перейти к сути.