Александр Юрин - Сквозь тернии

«Можно только «плыть…»

Яська вновь чуть было не полетел вниз головой.

— Как ты меня нашёл? — обратился он к скалам, по-прежнему, с трудом веря в реальность всего происходящего. — Где все остальные?! — В сознании отчего-то всплыл образ неугомонного Огонька, колупающего ногтём грязную пятку. Он тут же заслонился силуэтом рассудительной девочкой с косой — Яська не видел её лица, но знал, что это именно она. Проскакала на одной ноге весёлая Ксанка; подмигнула и сиганула в пропасть…

Яська чуть было не дёрнулся за девчушкой!

— Я вспомнил, как ты говорил про прыгалки, — заговорил после долгой паузы Ярослав. — Про частоту и как лучше всего её подобрать.

— И как же?

— Нужно просто играть.

— Играть?

— Да. Давай я чуть позже объясню?.. Ты можешь двигаться? Тут пещера в скале. Сам не знаю, как именно в неё угодил. Сейчас как подумаю, что мог бы мимо пролететь и прямиком туда, в эту круговерть!.. Волосы на голове аж дыбом встают!

Яська попытался представить не на шутку испуганного Ярослава. Не получилось. В голове рисовалась та самая статуя — символ противоборства. Именно таким Ярослав ушёл за грань: непокорным, неподвластным, уверенным в собственной правоте, стремясь защитить самое дорогое, что осталось. Возможно, именно поэтому он и вернулся, наперекор судьбе.

— Так что с остальными?

— Не знаю. Я их не видел. С тех самых пор, как…

Яська почувствовал, как оборвалось сердце. Как же так?! Ведь их забрали вместе. Почему же на той стороне вышло, что поврозь?.. Господи! Вот ведь дурья башка! Так проще всего диктовать условия и волю. Нужно просто разделить повстанцев. Взять огромный тесак и раз, раз, раз!.. Потому что поодиночке задуть «искры» проще всего!

— Ты говори со мной, ладно?.. А то низги не видно!

— Хорошо. Только я не знаю, о чём… — тут же отозвался Ярослав.

— Да о чём угодно, лишь бы я слышал твой голос — он как ориентир во тьме! — Яська собрался с силами и двинулся вдоль отвесной скалы, вжавшись лопатками в камень, ощупывая поверхность под ногами носком правой сандалии. В висках грохотало, да так, что, казалось, от скал отскакивает пружинящее эхо. Потом вакханалия звуков в голове стихла, а в кристальном сознании зазвучал ровный голос Ярослава, отчего тьма попросту отступила:

Яська, без сил, рухнул на горячие камни. Перекатился на спину, прерывисто задышал, ловя трясущимися губами раскалённый воздух. Сердце ухало в груди, как гигантский кузнечный молот по наковальне. В голове было по-прежнему пусто, словно уверенный голос Ярослава враз изничтожил засевшую там нежить.

— Ты как? — спросил Ярослав, склоняясь над сопящим другом.

Яська приподнял голову и показал большой палец: мол, ничего, жить буду.

Ярослав кивнул. Скрылся во тьме. Потом возник снова и положил Яське на лоб что-то холодное.

— Что это? — просипел Яська, силясь приподняться на локотках. Однако в мышцах рук и ног завёлся какой-то трясун, так что конечности напоминали разваренные макаронины.

— Я, — ответил Ярослав, замирая рядом в позе турецкого падишаха.

— Я понял, что не Карлсон, — попытался пошутить Яська. — Где ты разыскал воду, да ещё такую холодную?

— Нигде.

Яське не понравилась сухость последней фразы — она словно прилетела из абсолютного космического мрака. Хотя… Если учесть, откуда именно «приплыл» сам Ярослав, тогда всё могло обстоять намного ужаснее.

Ярослав будто прочёл Яськины мысли.

— Я теперь всегда такой.

— Какой?

— Холодный.

Яська вскочил. Уставился в бледно-лиловое личико Ярослава, подсвеченное отблесками далёких зарниц, с отведёнными в сторону глазами. На камни что-то упало. Яська вгляделся и понял, что это ладонь Ярослава, такая же ледяная, что и всё остальное. Она была подобна подбитой птице. Пока ещё живой, но неизменно коченеющей.

— Но почему?!

Ярослав сокрушённо вздохнул.

— Я сам не сразу привык. Просто там, за гранью, — всё иначе. Прости, что напугал тебя. Не нашёл ничего другого, вот и прикоснулся, как есть.

Яська переборол страх. Накрыл своей ладонью ледяную кисть Ярослава. Улыбнулся.

— Спасибо.

Ярослав улыбнулся в ответ. Однако лишь мимолётно, отдавая дань откровению друга, буквально сразу же сделавшись вновь непроницаемым.

— Не за что. Ты ведь сам всё проделал, а я просто вслух читал.

— Ничего и не просто! Знаешь, как помогло! Я даже про страх забыл!

— Правда?

— А то!

Ярослав всё же выдернул кисть из-под Яськиных пальцев.

— Ты чего? — не понял Яська.

Ярослав виновато улыбнулся, снова отвел глаза.

— Ты не подумай только, что мне неприятно к тебе прикасаться… Вовсе нет! Даже напротив, я бы так вот сколько угодно просидел, когда рядом настоящий друг!

— А ты… То есть, я — друг?

Ярослав сверкнул во тьме синими зрачками.

— А разве нет?

— Нет. То есть, да! Я, просто… Я ведь думал, что обрёк тебя… вас… на вечные муки своими действиями.

— Ты ведь освободил нас.

— От чего?! Я же не знал, какого вам станется там, на другой стороне!

Ярослав кивнул.

— Всё лучше, чем томится в вечном неведении. Знаешь, я никому раньше этого не говорил — просто чтобы не пугать, — Ярослав внезапно умолк.

Яська ждал, не желая встревать с глупыми вопросами, понимая, что друг пытается собраться с мыслями — в душе он был готов к этому разговору уже давно, просто всё не знал, кому именно открыться.

Ярослав всё же решился.

— Мне казалось, что там, взаперти, всё повторяется изо дня в день. Знаешь, на старых пластинках бывают сколы или царапины. Порою, попав на такое заграждение, игла не в силах его преодолеть. Спираль нарушается, а из раструба доносится лишь одна единственная часть записи, которая повторяется вновь и вновь с каждым очередным оборотом бобины… Это, своего рода, кольцо. Мир, замкнувшийся на себе самом. Снаружи идут года, пролетают десятилетия, сменяются эпохи, а внутри — всё блекло и однообразно. День неизменно повторяется, как только игла вновь натыкается на баррикаду, — Ярослав вздохнул. — Порой мне казалось, будто я знаю, что именно выкинет Огонёк, или за что начнут отчитывать нашкодившую Ксанку… Моментами, я даже мог поклясться, что выполнил ещё вчера то поручение, перед лицом которого меня поставили сегодня поутру, хотя и не понимаю, как такое возможно. Я не могу объяснить всего этого. Но я просто уверен, что всё повторялось. А это самое гадкое: когда ты в чём-то уверен, но не можешь никак доказать, чтобы все остальные поверили.

— А что бы это изменило? — осторожно спросил Яська.