Александр Юрин - Сквозь тернии

Затем платформа закончилась, а ребята так и брели вдаль по узкому настилу, взявшись за руки, как верные друзья, столкнувшиеся с невосполнимой утратой.

— А как же поезд? — спросил, зевая, Яська. — Думаешь, остановит?

— Конечно, остановит! — уверенно ответил Колька. — Кого ещё тут везти, кроме нас?

Поезд и впрямь затормозил. Его тянул древний паровозик с чёрным тендером, белыми шатунами и красной трубой. На носу тендера был выгравирован Млечный Путь — Яська запомнил бескрайнюю россыпь звёзд на картинке учебника по астрономии, — словно символ постоянного стремления, во что бы то ни стало, вернуться домой! Из-под огромных колес, шипя, вырывался горячий пар. Скрипели тормозные колодки, лязгали шатуны, свистел во всю мочь такой знакомый свисток — он больше не походил на мученические стоны.

Яська наблюдал прибытие поезда, словно во сне. Сознание заслонилось летучим паром, а глаза просто слипались.

«Сколько я уже брожу или брежу?..»

К реальности вернул бодрый мужичий голос: решительный и добрый:

— Эй, ребятня, а вы чего тут позабыли?! — Из будки выглянул чумазый Кочегар в клетчатой фланелевой рубахе с закатанными рукавами и уставных штанах с лампасами. — Эй, Борисыч, ты глянь только! Впервые в жизни нечто подобное вижу!

Из окошечка в будке рядом с тендером выглянул толстячок в пенсне и в форменной фуражке с блестящей кокардой — что именно изображено, не разглядеть.

«Наверное, тоже Млечный Путь!»

— Раз, — кивок в сторону Яськи. — Два, — кивок в сторону Кольки. — Действительно, диво. Ну-ка, ребятки, живо в вагон! Нам нельзя долго стоять — график!

Колька с Яськой переглянулись.

— У нас билетов нет, — понуро сказал Колька. — Да ещё неизвестно, куда вы едете. Может нам не по пути вовсе.

— Эка, умный, какой, сыскался! — усмехнулся Кочегар, раскуривая папиросу.

Машинист поправил пенсне на носу.

— Путь тут один. Это там уже много. Дальше… То есть, ближе к дому. «Ритм» помните?

Колька пожал плечами.

Яська кивнул.

— Я помню.

И про себя:

«Раз, два, три, четыре, кто у нас живёт в квартире…» — А рукой — прыгалки поглубже в шорты, чтобы не потерялись.

— Вот и хорошо. Запрыгивайте в любой вагон, а Проводнику скажите, что отстали от своего поезда. И что у вас уже за всё уплачено.

— Разве хорошо обманывать? — спросил Яська.

Машинист помолчал.

— Обманывать всегда плохо. Но на войне, как на войне. Тем более, вы домой едете. А туда — проезд бесплатный.

— Спасибо! — Колька махнул рукой и выжидательно глянул на Яську.

— Поторопитесь! — крикнул на прощание Кочегар, стрельнул во мрак огоньком папиросы и скрылся в будке.

— Удачи на Пути! Вы сами вершите его, а вовсе не судьба! Но всегда думайте, прежде чем «плыть»! — Машинист взял под козырёк и тоже исчез.

— Спасибо, — прошептал Яська и посмотрел на Кольку. — Побежали?

— Ага. Давай руку! — И они помчались к первому вагону, где уже отворилась дверь и свесилась лесенка.

Сквозь пар, Яська разобрал хрип радио в будке Машиниста. Женский голос озвучил странную фразу:

«Septem, septem, septem — natant».

Прозвучал свисток. Созвездия над головой вспыхнули с новой силой. Сделалось заметно светлее.

Из тамбура выглянул пожилой Проводник в телогрейке, ватниках и форменной фуражке без кокарды. На ногах — запылённые кирзачи, в руках — клетчатый платочек, которым он, по всей видимости, протирал запылённые поручни.

Яська с Колькой замерли. Снова, в нерешительности, переглянулись. Потом уставились на Проводника, ожидая, что тот скажет.

Проводник поторопил:

— Быстро в вагон! Отправляемся, — он спрятал платочек в карман, вынул из другого жёлтый флажок, посторонился, пропуская ребят.

Колька и Яська живо вскарабкались по лесенке, разминулись с покашливающим Проводником, обернулись. Проводник свернул флажок на древо и высунул руку в дверной проём. Тут же еле заметно качнуло. Тамбур наполнился клубами пара и запахом жжёного угля. Снова взвыл свисток. Проводник, кряхтя, поднял лесенку, захлопнул дверь, на всякий случай дёрнул просто так за ручку, — заперто. Затем обернулся к притихшим друзьям и, кивком головы, попросил пройти в вагон.

Вагон оказался пустым. Ни души, за исключением двоих ребят и кряхтящего Проводника. Серые стены, низкий потолок, мелькающие за окном фонари — всё это слилось в едином порыве и навеяло воспоминания о доме, о близких, о маме… О тех, кто ждёт, не смотря ни на что, изо дня в день. Это был путь домой. Казалось, что Тьме попросту нет места в таком мире — в мире чувств и эмоций, — однако потусторонняя субстанция всё же сумела проникнуть внутрь частицы света, установив в ней свои дикие порядки.

Яська не знал, почему Проводник не стал размещать их в купе. Наверное, решил, что в его коморке ребятам будет уютнее, нежели в пустом вагоне, несущемся под светом звёзд за пределами миров. К тому же появится возможность хоть что-нибудь разузнать о своих единственных пассажирах. Ведь недаром же так удивились Кочегар с Машинистом, приняв двух чумазых пацанов за диво. До сегодняшнего дня — точнее эпизода, — вряд ли поезда останавливались на перегоне, чтобы кого-нибудь подобрать. Случай был беспрецедентным, и Проводник, по любому, догадывался об этом.

Однако, наперекор Яськиным догадкам, Проводник не полез сразу же с расспросами, а молча засуетился в коридоре, у титана, наливая в помятый чайник шуршащий кипяток. Затем вернулся в каморку, разлил пышущую жаром воду по трём большим кружкам и кинул в каждую по доброй щепотке чёрной заварки.

И запахло дорогой.

Яська впервые почувствовал, как пахнет Путь, точнее, чем. Он и впрямь был реальным, а, значит, доступным.

Яська молча следил за отточенными движениями Проводника и думал о Тимке. Она тоже сейчас точно в таком же вагоне, мчится сквозь равнодушное пространство неведомо куда, даже не догадываясь о том сюрпризе, что заготовила для неё судьба. Что почувствует маленькая девочка, когда пройдёт «трансформацию» и познает высшую истину? Кого будет винить в случившемся? Затаит ли обиду? Или простит?.. Хотя как можно простить за такое?! Но куда страшнее будет, если Тимка напрочь утратит все чувства, как и воспоминания, заняв чужую оболочку.

Яська не знал, что зреет в голове девочки в данный момент и, от бессилия хоть что-нибудь изменить, заломил пальцы рук.

Колька тоже молчал. Он притих рядом и смотрел в окно на редкие вспышки света.

Проводник достал из стола запечатанную коробку рафинада, горсть слипшихся барбарисок и несколько сухарей. Аккуратно выложил припасённые яства на смятую газету и пододвинул к ребятам. Снова принялся рыться в выдвинутом ящике, гремя столовыми приборами.

— Это вовсе не фонари мелькают за окном, — прошептал Колька, рисуя пальцем на запотевшем стекле смешного человечка с разведёнными в стороны руками и ногами — беспечное детство.