Александр Юрин - Сквозь тернии

«Хорошо ещё, что уже рассвело. Стояла бы темень — точно быть беде! В ночи можно запросто потеряться или не заметить того, кто подкрадывается всё ближе и ближе… тянет уродливые клешни, истекает смрадной слюной…»

Яська сполз на пол. На ощупь отыскал под кроватью шорты, майку, кеды. Кое-как нацепил нехитрую одёжку на своё угловатое тело. Нерешительно заскользил к окну, страшась выдать себя скрипом старых половиц. Вроде бы удалось: не выдал, однако у самого подоконника всё же подкараулило несчастье. Пыльный плинтус оказался врагом: подпустил как можно ближе, после чего злорадно крякнул, на какое-то время лишив осевшего на пол Яську доброй половины души!

За окном словно этого и ждали.

Яська чуть было не слился с полом, прислушиваясь к тому, как сквозь бабушкин крыжовник к нему ломится страшный Макар!

Свет в окне заслонила тень. Пространство комнаты погрузилось в зловещий полумрак. Однако так, скорее всего, из-за страха. Хотя как знать…

Яська понял, что просто зажмурился, не желая пропускать в собственное сознание ни частички воцарившейся за окном действительности, а возможно, самой обыкновенной жути! Сердце загнанно металось в груди, в голове стоял оглушительный тартарарам, а подошвы ног даже покалывало — вот он страх, во всей красе! Хотя это уже скорее самый настоящий ужас, что в коей-то веки завладел рассеянным утром.

Под самым окном хрустнула извёстка осыпавшегося фундамента, противно заскребли когти по стеклу, послышалось прерывистое дыхание.

Яська снова зажмурился и стиснул зубы. Да так, что в ушах зазвенело!

— Яська… Яська, ты не спишь?

Яська оторопел: откуда Макар знает его имя? Да и зачем он, Яська, потребовался деревенскому могильщику?.. Если бы всё обстояло всерьёз — как в киношных страшилках, — монстр, вне сомнений, явился бы за полночь или около того — по крайней мере, пока темно. А пытаться напугать или утянуть поутру — это, в большей степени, наивно и противоречит общепринятым правилам.

«Вот дурында!» — обругал сам себя Яська и выглянул в окно.

Колька отшатнулся в крапиву — он видимо тоже кого-то опасался: естественно Яськину бабушку, кого же ещё!

Яська улыбнулся, ощутив, как с души свалился, по крайней мере, валун, и снова подивился про себя, насколько у страха глаза велики! Хорошо еще, что сам Колька испугался не меньше его — иначе жди насмешек, как пить дать!

Колька с трудом сдержал болезненный возглас, соприкоснувшись голыми коленками с жалящими иглами разросшейся под окном крапивы, но тут же взял себя в руки: аккуратно придавил толстые стебли ногой в поношенном галоше к бетонной крошке фундамента и перенёс на них вес собственного тела. Сорняк сдался, поняв, что ловить в неравной борьбе ему просто нечего.

Колька потёр изжаленную голень и недобро посмотрел на улыбающегося Яську.

— Чего смешного? — Он шмыгнул носом, опасливо покосился по сторонам.

Яська развёл руками, открыл пошире раму, осмотрел новоиспечённого друга с головы до пят. Надо сказать, одет тот был странно — и это ещё мягко сказано. На голове — драная бейсболка, нахлобученная козырьком назад, как у киношных рэперов; на плечах, будто на вешалке в прихожей, повисла старая телогрейка, из-под пол которой выглядывают голые коленки. На ногах, как уже упоминалось, — стоптанные галоши. К правой пристала ряска. Голень чуть выше рассечена, — скорее всего, об осоку.

Внезапно Яська понял, что Колька не ночевал дома. По крайней мере, если и ночевал, то встал по заре. Только, вот, непонятно зачем.

— Чего вылупился? — Колька явно смутился пристального взгляда друга, снова затоптался на месте, окончательно добивая неуступчивую крапиву.

— А ты чего так вырядился?

Колька оглядел себя со всех сторон — выглядело комично: будто сурикат, на которого надели костюм, как в рекламе.

— Вырядился… А ты попробуй поутру, по росе-то! Небось, сразу к мамке в кузовок запросишься!

— Куда-куда?

— А, не бери в голову, — Колька махнул рукой: мол, всё равно не поймёшь всех деревенских тонкостей.

Яська собирался уже обидеться, но попросту не успел.

— Я чего пришёл… — Колька зашарил в сорняках под окном. — Вот. Ты ведь его из-за меня позабыл вчера.

Яська от удивления чуть было не свалился с подоконника.

— Колька, да зачем!

Колька вздрогнул, прижал крынку с молоком к полам телогрейки, шикнул:

— Ты чего горлопанишь, будто на пожаре! За уши не тягали давно? Сейчас, вот, бабка твоя проснётся, не поздоровится тогда!

Яська ухватился обеими руками за рот, мысленно вновь и вновь обзывая себя беспечным и несмышлёным.

— Ой, я не ожидал просто. Прости.

Колька по-взрослому выждал, потом снова скользнул к окну, протянул крынку.

— На, в холодильник запихни, а то скиснет — ночи нынче тёплые стоят, — он поёжился.

Яська благодарно принял вчерашний опус, за который изрядно проехались по мозгам, — чего уж там: заслужил.

— Да я бы и сам за ним сгонял! Я только потому так рано и поднялся.

— Рано?! — На сей раз сорвался уже сам Колька — чуть было не присвистнул на всю округу, — но снова вовремя совладал с эмоциями и лишь усмехнулся: — Ну ты и отлил, засоня.

— А чего? — Яська пропустил странную «засоню» мимо ушей. — Я так рано только в школу встаю. Смысл ещё и на каникулах организм изводить?

— Изводить… — Колька сплюнул. — Если так долго дрыхнуть, он ещё скорее изведётся! Организм твой.

Яська надулся: и кто сказал, что когда ума много — это хорошо? Вон, достаточно на Кольку поутру посмотреть: зануда занудой.

Яська хрюкнул.

Колька тут же отреагировал:

— Да хорош тебе давиться! Я полночи по росе бродил… — Он тут же осёкся, скользнул взором в сторону, принялся напоказ чистить телогрейку от приставучих семян одуванчика: по всему надеялся поскорее уйти от невольно затронутой темы.

Однако было уже поздно.

— Полночи? — Яська ловко перевалился через подоконник и встал рядом со сконфуженным Колькой. — Так ты разве не за крынкой бегал? Я поначалу подумал…

— Сдалась мне твоя крынка! — Колька снова сделался прежним: серьёзным и немного надменным. — На обратном пути вспомнил, когда через овраг лез. Дай, думаю, хоть что-нибудь путное за ночь сделаю.

— Так куда же ты ходил?

Колька засопел: по всему видно, борется с собственными чувствами.

Яська украдкой глянул на друга. Действительно, одна часть Колькиной души явно желала всем поделиться — глаза так скачут по Яськиному лицу! — однако подбородок и нижняя губа — явно против, как и оставшаяся часть души.

Яська вновь почувствовал обиду. Ну почему вот так всегда? Разве не проще рассказать всё, как есть, чтобы потом вместе разобраться? Ведь наверняка же что-нибудь интересное зажучил! Хотя… Может быть, если Яська узнает эту тайну, тогда ему станет угрожать какая-нибудь опасность?..