Александр Юрин - Сквозь тернии

Тот же Макар, например.

Стоп!

Яська незаметно скользнул взором на ноги друга.

«Точно. Вот оно! Ряска, следы от осоки, запах тины — Колька явно провёл минувшую ночь на речке, а возможно, и на том берегу!»

Яська почувствовал, как снова ускоряется сердце, а по спине скачет табун резвых мурашек. Вот и на запястьях дрогнули редкие волосинки…

Колька резко глянул на друга, явно догадавшись, о чём именно тот думает.

— Полночи по лесу бегал. Шнырь пропал.

— Шнырь? — Яська всё ещё не отошёл от размышлений, как его снова уложили на лопатки незнакомым термином. — Что это?

Колька фыркнул.

— Не что, а кто. Пёс мой — Шнырь. Дворняга обычная. Я его ещё той осенью у шпаны городской на автобусной остановке выменял. Марку «Буран» пришлось отдать. Новенькая совсем. Там, где челнок ещё на стартовой площадке стоит с «Энергией». Я на неё всё лето копил.

— На что? На марку?

— Да, на марку! А чего?.. Знаешь, как для коллекции не хватало!

Яська прикусил язык: действительно, чего в этом такого?

— И что же Шнырь?

Колька нахмурился.

— Они — психопаты эти — в городе псов бездомных отлавливают в подворотнях, потом петлю на шею и сюда, за погост.

Яська почувствовал, как в груди наступает стремительное похолодание.

— А Макар?

Колька вздрогнул, но в целом виду не подал.

— Причём тут Макар? Я же тебе совсем про другое рассказываю!

— Ну да…

— Тогда слушай и не перебивай, а то совсем ничего не скажу.

Яська проглотил язык.

— Так вот… Они за погостом даже поляну специально расчистили для того, чтобы над живностью всякой издеваться просто так.

— Чего делать?

— Того! А то ты сам ничего такого не знаешь, — Колька мрачно улыбнулся.

Но тут уж Яська брыкнул как есть:

— Конечно, нет! Я что, живодёр, что ли?!

Колька благосклонно качнул головой: реакция друга его явно удовлетворила.

— Нет, не думаю. Даже уверен, что нет.

— И что же, никому нет до этого дела?

— Нет, — Колька стиснул зубы, злобно прошипел: — Я оттого-то туда сразу и рванул: думал, придурки эти снова Шныря поймали. Он — бестолочь — постоянно, когда не на привязи, на ту остановку бегает, как будто ему там намазали чем! Так что его поймать — раз плюнуть.

Колька замолчал.

Яська нерешительно спросил:

— А как они издеваются?

— Молча, — Колька долго сопел, потом всё же выдал: — К дереву привязывают пса, обливают бензином и поджигают. Или традиционно на суку вешают. А самое популярное, это как в старину: дерево загнут, типа катапульты, закрепят так, потом бедную тварь к стволу у самой макушки привяжут, и бац!

— Господи!

— Нет господа. Был бы, давно всё это прекратил! Хотя бы попытался, для отвода глаз.

— Может он просто не может. Ведь этими живодёрами наверняка тоже что-то движет.

Колька сплюнул.

— Ну да. Дурь ими всеми движет. Дурь и те, что сейчас у власти. Они дают всё, главное научиться брать.

— Что брать?

— То, что они кидают тебе на завтрак, обед и ужин.

— Я не понимаю… — Яська развёл руками. — Прости.

Колька улыбнулся — на сей раз по-настоящему.

— Это ты меня извини — я когда об этих дураках думать начинаю, так меня просто наизнанку выворачивает! Вот и заносит иногда. Тем более, что и Шнырь, в придачу, пропал.

Яська кивнул.

— Может он заблудился просто. Или с друзьями… — Яська тут же умолк, понимая, что сморозил глупость: ну какие у Шныря могут быть друзья?

Однако Колька пропустил фразу мимо ушей, — скорее всего, просто прослушал.

Но нет, не прослушал.

— Может и так… Эх, зря только вымок! — Колька с сожалением посмотрел на своё благоухающее болотом одеяние и махнул рукой.

— Тебя бабка, наверное, уже хватилась, — неуверенно предположил Яська, не зная, чего ещё сказать.

— Кого? Меня?.. — Колька весь напыжился, точно воробей-задира. — Вот ещё. Бабка привыкла уже, что я дома только зимой ночую, а так — где придётся, — и Колька широко зевнул, таким образом, ещё раз подчёркивая свою независимость.

Яська улыбнулся.

— Спать пойдёшь?

— Не-а. Вот ещё — кто же днём спит! Тем более, я ещё в одном месте не искал… — Колька как-то заговорщически прищурил правый глаз, словно помыкая Яськиным нетерпением.

Яська и впрямь не удержался:

— А с тобой можно?

Колька выждал традиционную паузу, потом естественно отлил:

— А тебя бабушка отпустит?

Яська еле на ногах устоял.

— А кто её спрашивать будет?.. Сейчас, только молоко отнесу!

— Валяй, — и Колька, будто бирюк, полез в крыжовник. — Я снаружи подожду, а то тут шибко колется. Ай!..

Они, вприпрыжку, шли по укатанной дороге. Щурились от вездесущего тополиного пуха. Дурачились, толкая друг друга на заросшую цикорием обочину. Кругом царила бескрайняя лазурь, а утреннее солнышко наливалось жаром, пылая похлеще самой настоящей доменной печи.

Колька пыхтел точно паровоз, которому прицепили непосильную ношу. Раскраснелся похлеще калины, но всё никак не желал расставаться с телогрейкой, словно та была главным атрибутом его моднючего гардероба.

Яська пару раз пошутил на этот счёт… и на последней своей остроте кубарем полетел в огромный муравейник, выстроенный прямо на обочине.

Всё произошло настолько быстро, что Яська даже не понял, что вообще случилось. Лишь только довольный смех Кольки вернул всё на свои места. Затем налетело полчище кусачих насекомых, и Яське стало не до Кольки! Во всех местах, закололо, зачесалось, зазудело — такова месть обозлённого вторжением сообщества.

Яська привстал на корточки и, как мог быстро, пополз в сторону дороги — тут не до чести, лишь бы ноги унести поскорее, пока не подоспело подкрепление зубастых ополченцев.

Колька нагло ржал, схватившись обеими руками за живот, изредка посматривая на поверженного друга.

Яська кое-как поднялся, отряхнулся, отвесил Кольке дружеского подзатыльника, после чего двинули дальше: Колька — недовольно потирая затылок, Яська — почёсываясь во всех местах.

Они направлялись в сторону речки. А точнее, к дому добродушной тёти Зои, который стоял на отшибе, вверх по течению. Ниже, на противоположной оконечности села, речка круто поворачивала на север, обрастала болотами и озёрами, ввиду чего напрочь утрачивала свойства проточной воды. Именно там, на противоположном берегу и располагались местные достопримечательности: погост, жуткая поляна, где временами царило зверство, а так же заросшие тропы, по которым хаживал страшный Макар.

Колька заявил, что Шнырь мог вовсе не бегать на остановку, как он предположил изначально. Вполне возможно, пёс, по другой своей несносной привычке, наведался к тёте Зое, для того, чтобы поклянчит чего вкусненького — дома-то конечно не кормят! Сама тётя Зоя частенько рассказывала Колькиной бабушке о том, как отдавала попрошайничающему псу остатки супа, недоеденные тефтельки или, на худой конец, солёные огурцы — привередой Шнырь, по всей видимости, не был.