Виктор Гламаздин - Одна против зомби

— Я потрясен, Иван Адыгеич, — растерялся Хорькофф. — Это так неожиданно. Я даже не думал, что когда-нибудь смогу попасть на такое место, о котором даже и не мечтал.

— Не скромничай, Андрюха. Ты показал себя в «Санктпитермотос» полным… орлом. Уверен, и тут не подкачаешь. Коллектив весь мной на дело натаскан, как борзые на зайца. А если что, не миндальничай, заставляй и тапочки в зубах таскать, и стойку на ушах делать, голос подавать, когда прикажешь. А если рычать начнут, то ошейником по хребтине.

Хорькофф обрадовано заулыбался. Но его лицо тут же приняло озабоченное выражение.

— Так ведь я, Иван Адыгеич, никогда не имел дел с ритуальными услугами, — признался молодожен. — Тут ведь психологию клиентуры знать надо. Сложная сфера.

— Зато перспективная. Хочешь, открою тебе самый важный секрет такого бизнеса?

— Конечно, Иван Адыгеич! Буду премного благодарен, если поделитесь со мной Вашим опытом и мудростью.

— Тогда слушай и запоминай. Ща уже мало закопать жмурика, Андрюха. Народ разбогател, понтоваться начал. Ему теперь важно еще кучу бабла вкачать в своего покойника, показав, какой ты крутой. Похороны превратились в целое шоу. А надгробья и склепы — произведение искусства. После торговли наркотой и шлюхами погребальная шняга нынче — наиболее прибыльное дело.

— Но я же все-таки никогда… — Хорькофф развел руками и растерянно улыбнулся.

— Ты современный пацан, Андрюха. Тебе придумать новации-модернизации, что пару пальцев обоссать. А «ИNФЕRNО» пора встряхнуть. Этим и займешься. Гоняй всех! Спуску никому не давай! И главное — побольше всяких хайтековских примочек бабахай. Нынче так: кто не модернизируется, тот либо на паперть идет, либо на панель. Новые технологии — наше все! Да чего я — старый пень — тебя объясняю. Сам все лучше меня знаешь.

— Даже не знаю, как благодарить Вас за такую щедрость.

— Внуков мне сделаешь, вот и отблагодаришь.

— Конечно-конечно… э-э… постараюсь.

— Да уж постарайся. Главное, не жри всякие стремные таблетки.

— Какие? — не понял Хорькофф, бросив на собеседника озадаченный взгляд.

— Любые! — коротко и четко объяснил тесть свою позицию в области самолечения и безрецептурного употребления продукции отечественной и зарубежной фармацевтической промышленности.

— А если вдруг…

— А если уж совсем прижмет, обращайся ко мне — у меня две клиники в столице, там доктора что надо. Отбирал не по степеням и званиям, а за талант и опыт. Такие зубры кого хошь из могилы вытащат и кого хошь туда сведут.

— А аспирин можно? — попробовал торговаться Хорькофф, доселе безгранично веривший во всемогущество всякого лекарства.

— Ничего нельзя! Смотри вон туда, Андрюха.

Тесть указал молодожену на маячащих за его спиной телохранителей и спросил:

— Видишь этих мамонтов?

Хорькофф кивнул. Тройку двухметровых верзил весом не меньше двухсот килограмм трудно было не заметить на фоне тщедушных гостей свадьбы.

— Все импотенты, — с затаенным злорадством сообщил тесть ошеломленному таким поворотом разговора зятю.

— Ух ты! — выдохнул Хорькофф. — А что с ними случилось-то?

— Жрали какую-то хрень для накачки мышцы и теперь им даже порнуху глядеть тошно.

Хорькофф с сочувствием посмотрел на телохранителей. А тесть наклонился к уху зятя и тихо, но сурово сказал:

— Коли, Андрюха, запишешься в импотенты, то пеняй на себя — не зять ты мне после такой подляны. А может, даже и вовсе не жилец. Усек?

Хорькофф нервно сглотнул, чтобы сдвинуть с места застывший от ужаса кадык, и энергично закивал, а потом еще и замахал руками, всем своим видом показывая, что никогда в жизни больше никакой аптечной дряни в рот не возьмет, не посоветовавшись перед этим с врачами тестя.

— Так что ты сделаешь, если тебе попытаются всучить какую-либо пилюлю? — требовательно спросил тесть у Хорькоффа.

— Выкину ее на помойку, Иван Адыгеич, — отрапортовал тот. — А сверху еще и говна какого-нибудь накидаю, чтобы бомжей спасти от отравы.

— А как поступишь с самими всучателями?

— Обругаю с головы до ног матом и вышвырну за порог!

— Обязательно вышвырни! Еще и ногами наподдай им по дороге!

— Так наподдам, что мало не покажется! — Хорькофф короткой пантомимой изобразил расправу над отравителями. — Они сами потом таблетками всю оставшуюся жизнь будут инвалидность лечить.

— Обещаешь?

В обращенном на зятя взоре Ивана Адыгеича было столько стужи, что у Хорькоффа заледенели кишки, а их содержимое активно запросилось наружу.

— Клянусь! — взвизгнул молодожен, словно ему плеснули кипятком за шиворот.

Я сидела на краю столешницы. Вполуха слушала рассказ Хорькоффа о его свадьбе. Болтала ногами. И думала о том, почему мы до сих с Толиком не поженились.

Вот в самом-то деле: ругаемся с ним как матерые супруги, излившие друг на друга не один литр желчи. А где свадебное платье, пьяные вопли «Горька-а-а-а!» с битьем посуды и поездка в Гоа на медовый месяц?

А одновременно с этими думами по извилинам моего беспокойного мозга невидимыми тенями скользили размышления о том, с чего бы это меня на матримониальные темы потянуло.

Видимо, так на меня близость смерти и прочие инфернально-покойницкие приключения, а также рассказы о чужих свадьбах повлияли. Еще мои британские коллеги доказали, что чем ближе человек и общество к гибели, тем сильнее резвится в них инстинкт продолжения рода…

Тем временем Хорькофф завершил повествование, и с его небритой щеки скатилась и глухо ударилась об столешницу здоровенная, щедрая мужская слеза — с вишню, не меньше. А после еще одна — такая же.

— Чо-та не улавливаю связи между женитьбой и стрясшейся с Вами бедой, господин Хорькофф, — я озадаченно почесала кончик носа. — Единственное, о чем допетрила: Вы стали хозяином сей погребальной конторы недавно и, следовательно, большого опыта руководства сим бизнесом не имеете. Могу только порадоваться за Вас, Андрей Яковлевич, что у Вас такой заботливый тесть. Широкой души человек. Вам прямо отец родной. Не каждому так везет в жизни. Обычно так: либо невеста красавица, но дура, либо страшна, как покоцанный эболой афро-африканец, зато любого Эйнштейна за пояс заткнет, либо умница-красавица, но нищая, как долгопрудненский бомж, да и родители — голимая алкашня, голосующая за коммунистов на каждых выборах в Государственную Думу.

— Благодаря наставлениям Ивана Адыгеича я единственный нормальный человек в «ИNФЕRNО», — выдавил из себя собеседник.

И чтобы понять, что сделал он это с превеликой неохотой (и явно находясь в состоянии аффекта четвертого уровня по психиатрической шкале Центрального административного округа столицы), не надо было обладать проницательностью майора Пронина, видевшего каждого шпиона насквозь.