Виктор Точинов - Царь Живых

– Прощай, ангел…

Иван не знает, что сказать. И что сделать. Когда все так – не утешают. Слов нет. Он молчит. Она смотрит вдаль.

– Дай мне умереть так же. Победительницей. Не молит. Просит. Гордо. Голова не наклонена ни на волос.

Поворачивается к Ивану:

– Пойдем, Страж… Наш Час впереди. Труба поет – печально и звонко. Царь Мертвых повержен. Остался . Труба зовет.

Генерал-майор шумно схлопнул папку и нехорошо посмотрел на просто майора.

– Ну и кто из нас сошел с ума? Ты, я или эксперты?

Майор Мельничук промолчал. Вопрос был риторический. Но про себя майор знал точно – он с ума не сходил.

Генерал снова открыл папку, снова вгляделся в фотографии.

– Ты хочешь сказать, что вот это он? Этими вот зубами? Головы?

Мельничук молча пожал плечами. Коллективное помешательство экспертов представлялось маловероятным, а любой прикус уникален – как генокод, как дактилоскопическая карта, – и генерал, и просто майор знали это.

Генерал опять закрыл папку – уже без звуковых эффектов. Спросил:

– А семья… этого? Жена, ребенок?

Генерал ни по имени, ни по фамилии Осипа не назвал. И даже человеком – не назвал. Генералами отнюдь не всегда становятся по блату. Генеральские звезды и по-настоящему заслуживают. Этот – был из настоящих.

– Семья цела, – ответил Мельничук. – Семью мы нашли. На Севере, в Коми… Его корни оттуда, и ее тоже.

– Ну и??

– Сходил к ним участковый. Сбежала жена попросту. После первого убийства, надо понимать, что-то почувствовала – ребенка в охапку и на малую родину. Приезжать, забирать тело и хоронить мужа отказывается. Говорит, что проведет там все лето по меньшей мере…

Майор Мельничук хотел сказать, что, будь его воля, он посмертно наградил бы парня, поставившего ценой жизни точку в карьере монстра-серийника. Но не сказал, ничего. Что павшим наши железки на ленточках? Память – лучшая награда. Пока майор жив – будет помнить. И детям расскажет про этого павшего.

…Потом, когда Мельничук ушел, генерал в третий раз открыл папку – почитать напоследок. Генерал знал, что больше этих документов не увидит. “Х-файлы”, где собраны самые разные истории, порой леденящие кровь, порой поражающие загробным юмором, но всегда необъясненные и загадочные, – такие “секретные материалы” существуют не только в больном воображении заморских киношников. Когда-то, впервые узнав о сей картотеке, генерал, как и многие до него, загорелся идеей – сдуть пыль со старых папок и попытаться распутать, используя самые современные достижения и методы, хоть что-то из копившейся полтора века чертовщины…

Тогда ему – подполковнику – этого не позволили.

Теперь генерал-майор стал мудрее.

И знал – некоторых вещей знать не стоит.

– Нас осталось двое, Страж. И нам надо спешить – Час близок.

– Но как найти этого самого Царя Живых? И на первого-то, считай, случайно напоролись… Я так не умею. Система нужна. План какой-никакой…

– План прост, Страж. – с тех пор как наречен Царем – может быть где угодно. Но придет Час – и он окажется в одном-единственном месте. У Врат. Именно там и именно ты должен повергнуть его. Убить. Здесь ошибки быть не может – я видела его. Я нарекла его. Его кровь – пролитая тобой, и только тобой, – уничтожит Врата и… И поможет нашей Победе.

Да, все именно так и было. Адель не лгала и не ошибалась. Но… Мог ошибиться дар. Впервые. Все когда-то случается впервые.

Ему было тоскливо. Он мечтал оказаться на одной войне с Адель – с лучницей на белом коне. Но что главный противник примет вид четырехлетнего ребенка – этого Иван не ожидал. Хотя если вдуматься и повспоминать… Гнать впереди себя под выстрелы женщин с маленькими детьми – находились время от времени такие выродки среди носящих оружие.

– И где они? Эти ворота? – мрачно спросил Иван.

– Далеко отсюда. Далеко на Севере. У реки, берущей исток на Полярном Урале. В старой и заброшенной раскольничьей деревушке. Я была там однажды, давно… Тогда Час был далек, и Врата были закрыты крепко. А сейчас и у нас, и у Царя мало времени… Час близок.

– Ты знаешь название деревни? – с нехорошим подозрением спросил Иван. – Знаю. Деревня звалась Гедонье, – сказала Адель.

Иван понял, почему на Путь был призван именно он. Решил, что понял…

Родиной своей Иван считал Усть-Кулом. Что было вполне логично: там и родился – на дому, при пассивном содействии полупьяного фельдшера.

Но корни семьи Сориных лежали в другом месте. Не в удаленном – но в другом… В старой раскольничьей деревеньке, что была затеряна в верхнем течении Кулома и звалась Гедоньем.

И – открою небольшой секрет, господа кадеты, – Иван Сорин был моим земляком…

Кстати, раз уж мы, кадеты, на привале решили поговорить об истории мест и людей, – несколько поколений назад семья Ивана носила другую фамилию: односельчане называли их Сарины или даже Сарьины… В Сориных предков Ивана превратили грянувшие после революции переписи, а также малограмотность и неисправимый окающий акцент куломских аборигенов.

Настоящей своей фамилии Иван не знал.

Но память о малой семейной родине не стерлась у трех поколений, живших уже в Усть-Куломе. О Гедонье… Название сие, по большому счету, ничего не значит. Но с ним, с названием, по странному совпадению, случилось то же, что и с семьей Сарьиных. При основании деревня была наречена по-другому.

Назвали деревню Гедеонов Колодезь. Точно и емко – в честь святого старца Гедеона, приведшего паству в куломскую глушь. Уходили, понятно, от царя-реформатора, как и прочие раскольники. Но старец в отличие от коллег-староверов Антихристом Петра не считал. Лишь Предвестником. Приход Антихриста они ждали.

И готовились. Много лет готовились.

Это насчет Гедеона…

А Колодезь?

Тоже было дело.

По приходу на новое место старец… Да что я все: старец, старец… Лет сорок на вид мужику было, плечи – сажень. Старец, господа кадеты, – это в старой вере звание, типа полковника.

Так вот, по приходу старец первым делом поставил не церковь. Гедеоновцы церквей не признавали – нельзя с Ним общаться через крышу, молились на вольном воздухе. И не ,дом первым поставили, не амбар, не овин, не конюшню…

Кто сказал: нужник?

Встать! Шаго-о-ом… до кустов и обратно, две минуты на все …арш! Вот засранец…

Гедеон поставил сруб колодца. Не выкопал – колодец там был. Уже был. Поставил за ночь сруб из принесенных с собой лиственничных бревен. А может, и не лиственничных. Разное говорят. Вокруг колодца и жили…

Не всегда спокойно жили.

Поручик Преображенский Колычев, что весь край от Печоры до Вычегды от раскольников очищал…

За что очищал?

За уклонение от святого солдатского долга, от службы в армии. Не хватало царю людишек – на стены Нарвы посылать, в невских болотах топить, полтавские поля удобрять. Глуп был царь-батюшка, хоть и назвали Великим. Все хотел Карлу числом солдат задавить. Не знал, что солдаты гибнут, а побеждают – Воины.