Карина Сарсенова - Хранители пути

— А ты меньше рот разевай по сторонам, когда не поешь, — злобно парировал его агрессивное недоумение Шалкар. — Будешь по чужим девкам шляться, за своей телкой не усмотришь, — ухмыльнувшись, он медленно, чтобы насладиться всеми нюансами разыгрывающейся трагикомедии, двинулся к зияющей в конце приемной кабинетной двери.

— МИРАС! — скрючившись, словно от удара ножа, взвизгнула Камилла. — Какие еще девки?!! Ты же мне говорил, что я любимая…

— Любимая — не значит единственная, — вроде как себе под нос пробормотал замедлившийся около Камиллы Шалкар.

— Да я что, я ничего… Они сами лезут! — забормотал парень, вырывая руку из острых коготков красной от гнева пассии. — Да ты сама на себя посмотри, сука! — загнанный в угол, взревел он, перейдя к лучшему средству самозащиты — наступлению. — Ты, б…, сама спишь с кем ни попадя!

— Я?!! — в полный голос завопила вконец разъяренная эфиопская фурия. — Да я тебя одного люблю, придурок! Я больше ни с кем!

— Знаю я твою любовь, дешевка! Ты спишь с ним, чтобы поскорее стать знаменитой! Как же, известный итальянский певец! А ты начинающая певичка! А я вообще никто! По сравнению с ним! Понятно, зачем я тебе! — закричал Мирас, вконец выведенный из себя, причем самим же собой, и с силой толкнул вцепившуюся в него девушку в ее тощенькую грудь, то ли вымещая на ней душившие его ярость и обиду, то ли желая оттолкнуть ее подальше. А, скорее всего, и то, и другое. — Люди зря не будут говорить! — выплюнув в лицо Камилле последнюю фразу, он вскочил и с угрожающим видом направился к застывшему горделивым памятником Альфео.

— О! Так ты изменяешь мне с этой тощей пигалицей? — наконец отмерла до сих пор беззвучно созерцавшая все происходящее Елена. — Сволочь! А я тебе доверяла, я открыла тебе свое сердце, я…

— Mamma mia! Amore mio… А-А-А-А-А! — насильственно переведенный в живое человеческое существование, Альфео дернулся и обеими руками схватился за щеку, вспыхнувшую пунцовым пламенем после увесистой, тянущей на полновесный удар, пощечины. Обескураженный перехваченной у него атакой, Мирас замер возле любвеобильного итальянца с занесенным для удара кулаком.

— Я тебя собственными руками прикончу, негодяй! — несомая шквалом разрушительных эмоций, Елена вскочила с дивана и кинулась на своего незадачливого любовника, сметя с пути невовремя на нем оказавшегося нерасторопного Мираса.

— Вот тебе, сволочь похотливая! — осыпала она щедрыми плюхами вовсе не готового к такой щедрости Альфео.

— Это ты во всем виновата, за своим кобелем не углядела! — с неожиданным для ее гиперхрупкой комплекции басовитым ревом Камилла торпедой вылетела из соседних диванных глубин и вцепилась в коротко стриженые волосы несчастной примадонны.

— Думаешь, если прима, то все можно!!! — голосила мулатка, гибкой лианой столь крепко обвившись вокруг неуклюжего тела беспомощно вертящейся Елены, словно норовя задушить ее в своих смертельных объятьях.

Со страшным грохотом обрушившись, наконец, на пол, Елена сумела-таки оторвать от себя взбесившуюся девицу и принялась пугающе ритмично стучать ее красивой головой о ковер.

— А-а-а-а-а! Красивая. Значит все можно! — сдавливая нитевидную шейку девушки в стальных ручищах, шипела Елена, поглощенная явно приятным ей делом. — С чужими мужчинами спать… Трахаться по расчету… Разбивать жизни… А-А-АХ!

Задетый чьей-то ногой, антикварный торшер шумно обрушился на пол, сбив с журнального столика дизайнерскую вазу из бирюзового муранового стекла. Толстый ковер жадно впитал в себя предсмертный звон уничтоженной хрупкой красоты.

— Пусти! Отвали! Пусти меня!!! — брыкаясь, закричала примадонна, расстроенная грубым вмешательством в полюбившееся занятие.

— Успокойтесь все тут. Тихо, — слегка заломив ей руки за спину, бесстрастно выговаривал Эрик. — Хотите драться, идите на улицу.

— Отпусти меня! — разбушевавшаяся Елена не оставляла попыток освободиться.

— Успокойтесь, Елена Владимировна. Вам нельзя кричать, голос сядет, — удерживая начинающую уставать женщину, Эрик сердито посмотрел на сидевшую на полу растрепанную и натужно кашляющую Камиллу.

— Значит, так. Лечить связки, заживлять раны и рассасывать шрамы, а также восполнять потери в дизайнерском оформлении офиса будете за свой счет. Все ясно? — обвел он выжидающим взглядом притихших артистов.

— Ясно… — хором произнесли они, глядя куда-то за спину Эрика.

— Вот, Геннадий Андреевич, беспорядок тут устроили, — обернувшись и мгновенно потеряв высокомерный вид, заблеял секретарь, даже не взглянув на вывернувшуюся из его ослабших рук всклокоченную Елену.

С непроницаемым лицом Дамбалла оглядел поле недавнего боя.

— Человеческие страсти… Они всегда так предсказуемы… — негромко сказал он, зевнул и не спеша пошел к закрывшейся за Шалкаром кабинетной двери. — Извращенец… — небрежно уронил Дамбалла, проходя мимо склонившегося в угодливом полупоклоне бледно-зеленого от ужаса Эрика.

— Быдло оно и есть быдло… — дождавшись плотного закрытия кабинетной двери, секретарь расправил плечи и пригладил слегка сбившуюся прическу.

— Боже, что это было… — давясь нервным смешком, прошептала очухавшаяся Камилла. — Ведь никаких доказательств измены…

— Это Шалкар нас спровоцировал… — помогая девушке подняться и усаживая ее на диван, тихо вымолвил Мирас и чуть не прикусил язык, напоровшись на прямолинейный и безжалостный, как холодная сталь ножа, взгляд Елены.

— Неправда. Шалкар никого не провоцирует. Это мы виноваты.

Встряхнув головой, она с вызовом и презрением посмотрела на избитую ею троицу.

— Шалкар спас моего сына, когда все от нас отвернулись. Он оплатил дорогую операцию и лечение за рубежом, в лучшей клинике Европы. И дал мне работу! И раскрыл мой талант! И ничего не требует взамен. Теперь мой ребенок будет жить, и жить в достатке. Шалкар — это самый порядочный и добрый человек из всех, кого я знаю. Он мой Бог. И если понадобится, я умру за него.

— У каждого своя цена, — снисходительно вымолвил Эрик, рассеянно слушая поспешно удаляющиеся от приемной звуки разномастных шагов. Глянув на разгромленный пейзаж, он тяжко вздохнул: — Прибирайся теперь за ними. Бардак устроили. Что в душе, то и вовне. Скорее бы уже определились, на чьей стороне воевать…

Жара усиливалась с каждым шагом, и Анника не могла понять, откуда она исходит — то ли из раскаленных недр багровых дюн, то ли из огнедышащего нутра диковинного светила… Подняв голову к нависающей над пустыней Луне, девушка с тоской всмотрелась в расползающиеся по ее поверхности черные кляксы. Когда же и, главное, чем закончится их с Амелией нежданное и невыносимое путешествие? Тяжело вздохнув, она пустила взгляд неприкаянно блуждать по бесконечным барханам. Кажется, она отдала бы все на свете, чтобы вырваться из этой страшной тюрьмы… Но что означает ее освобождение? Где она окажется, если покинет багровую душу Геннадия-Дамбаллы? И куда сможет пойти?