Виталий Кулик - Ведьма полесская

Ранним утром к дому пана Хилькевича спешно подъехала телега. Мужик с покладистой седой бородой, бросив вожжи, вбежал во двор. Едкая черно-белая дворняжка увязалась за неестественно ведущим себя крестьянином и, назойливо норовя ухватить его за ногу или длинную полу армяка, заливистым звонким лаем известила всех о раннем госте.

Пан Хилькевич уже не спал. Он вообще этой ночью плохо спал: мучила мигрень, а как только удавалось задремать, — дурные сны. Да и на душе у Семёна Игнатьевича было муторно, давило непонятное предчувствие чего-то нехорошего.

Услышав шум во дворе, он подошёл к окну. Странная суетливость мужика не очень-то удивила Семена Игнатьевича: он уже ожидал чего-то такого, ненормального.

— Семен Игнатич! Паночку! Там… там хлопец! Совсем чудной! Говорит что попало, а вот имя — ваше называет! И Андрей Семёныча так же называет. В лесу его… это… подобрал. Решил вот к вам… сюда доставить, — запинаясь и волнуясь, быстро тараторил мужик.

— Ну-ка, глянем твоего хлопца, — спускаясь с крыльца, сказал пан Хилькевич.

Волнение передалось и ему. Семен Игнатьевич уже догадывался, кого сейчас увидит. Дурное предчувствие пана Хилькевича подтвердилось: на телеге лежал его новый крепостной — Прохор Чигирь.

Облик парня вызывал тревогу. Его отрешённое состояние, испачканная одежда и несколько глубоких царапин красноречиво говорили о том, что хлопец попал в скверную историю. А если это случилось ночью и на лесной дороге, то не трудно догадаться, с кем ему пришлось столкнуться.

К телеге подбежал и сын пана Хилькевича — Андрей.

— Прохор! Ты узнаешь меня? — взволнованно заговорил он, тряся Прохора за плечи.

Произнесённое имя пробило брешь в оцепенении парня. Прохор приподнялся. Медленно возвращаясь в реальность, он с недоумением всматривался в незнакомые лица сбежавшейся челяди. Хлопец с трудом пытался понять, что стряслось и где он. Его взгляд задержался на пане Хилькевиче, а затем и на его сыне. Этого было достаточно, чтобы понять, что Прохор приходит в себя и к нему возвращается ясность рассудка.

— Ведьма… ночью, — выдохнул он и в бессилии опять откинулся на душистое сено.

Перепуганный мужик вопросительно глянул на Семёна Игнатьевича. Вся прислуга тоже начала испуганно переглядываться и усердно креститься.

— Ничего страшного, отойдёт. Принесите стакан водки. Пусть выпьет и отоспится, — мрачно сказал пан Хилькевич. Он хотел было уже идти в дом, но, ещё раз глянув на Прохора, задумчиво произнёс: — Да-а… неказисто вышло… Что ж, с прибытием на новое место…

Прошел месяц. Прохор быстро оправился от «гостеприимной» встречи Черемшицкого края — края полесских болот, глухомани и колдовства. Наверное, нигде в царской империи не были так широко распространены союзы людей и дьявола, как на затерянном среди лесов и непроходимых топей белорусском Полесье.

Приступив к исполнению возложенных на него обязанностей, Прохор с интересом знакомился с угодьями пана Хилькевича, запоминая их межи и приятно поражаясь живописной красоте здешних мест. Как и пан Войховский, Семён Игнатьевич вручил новому ловчему старенькое ружьецо, которое когда-то принадлежало Андрею. Это ружьё тоже было кремниевое, но в гораздо лучшем состоянии чем то, с которым Прохор ходил у Егора Спиридоновича. Господские владения он объезжал на выделенном из панской конюшни ладном молодом конике по кличке Орлик. За месяц Прохор с заинтересованностью охотника исследовал почти все закутки окрестных полей, лесов, болот и реки. Удивляясь обилию водившейся здесь дичи, его охотничья страсть торжествовала. Угодья для охоты были превосходны, и пришлись ему по душе. Вот только в сторону Гайстрова болота, по приказанию пана Хилькевича, он пока не показывался. Да у него и самого не было никакого желания обследовать то диковатое место, приютившее в своей заброшенной избушке пришлую колдунью. И вообще Прохор опасался, что происшествие на ночной дороге может вылезть ему боком. В остальном же всё складывалось благополучно.

За службу Прохор взялся с охотой. Семен Игнатьевич видел, что работу свою хлопец понимает и знает, поэтому по пустякам его не дёргал и относился к нему весьма доброжелательно. С сыном пана Хилькевича так и вовсе установились самые дружеские отношения.

За сравнительно короткий срок Прохор познакомился почти со всеми жителями Черемшиц и близлежащих хуторов. Если он кого-то ещё и не знал, то нового статного парубка знали уже все. Особенно интересовались молодым красавцем лесником девчата, что в свою очередь не очень пришлось по душе некоторым местным парням. Самого же Прохора приятно поразило то, что в отличие от других полесских селений, в Черемшицах радовали взор с дюжину девчат-красавиц. Обычно же в селе или на деревне проживали одна-две завидные девки, а остальные — так себе.

И если бы не опасения по поводу ведьмы и не тоска по родным, то Прохор, можно сказать, был бы даже рад такой перемене в его жизни.

Черемшинцы, как и весь крестьянский люд, жили по-разному: одни перебивались с мякины на воду, другие — в сравнительном достатке. Многое зависело от наличия в семье рабочих рук, от плодородия надела и от желания и умения его обрабатывать. Полешуки издавна слыли трудолюбивыми и горепашными людьми. С ранней весны и до поздней осени они безропотно гнули спины на полях и наделах, добывая хлеб свой насущный. Много времени и сил отдавали работе и промыслу в лесах и на реках. Почти половина жителей Полесья жила за счёт рыбного промысла. При таком обилии природных водоёмов и сам бог велел заниматься этим. Все селяне зачастую трудились от зари до зари. Уклад сельской жизни обязывал к этому, а иначе зимой пришлось бы туго. Но всё же каждое селение, как правило, не обходилось без одного-двух нерадивых и безалаберных хозяев, чьи семьи из-за их лености, пьянства или природной непутёвости еле сводили концы с концами.

Чтобы легче было управляться с работой, жили крестьяне большими семьями. Часто под одним кровом уживались две-три родственные семьи. И в каждой семье — детей как маку. Почти всё, что зарабатывалось трудом праведным, шло в общий котёл, коим ведал глава семьи — батька. Только с его одобрения принимались все важные семейные решения. Без дозволу [28] Дозвол — разрешение. батьки взрослые сыновья, обзаведшиеся своими семьями, не могли отделиться и вести своё хозяйство. Прагматичный мужицкий расчёт был прост: лучше иметь одно большое и крепкое хозяйство, чем несколько малых и бедных. Даже при выборе невесты сыновьям часто приходилось следовать указаниям главы семьи. А каждый глава семьи в невестке видел прежде всего крепкую работницу и родительницу внуков. Поэтому в крестьянских семьях старались заиметь в невестки девушку с толстыми лытками и широкими бёдрами. Такая и мешок в три пуда снесёт и дитё в поле родит.