Клайв Баркер - Книги крови III—IV: Исповедь савана

За все время он ни разу не виделся с Рыжим, Бренданом и Хмырем Молчание приятелей наводило на мысль, что разлука с Карни печалит их столь же мало, как и его самого. Поэтому он удивился, когда в пятницу вечером у него объявился Хмырь. Тот пришел с предложением. Они с Бренданом присмотрели богатый дом, который просто грех не обчистить, и предлагали Карни постоять на стреме. В прошлом ему дважды доводилось исполнять эту роль. Оба раза они совершали аккуратные кражи со взломом, подобные той, что намечалась сейчас. Первая принесла им немного дорогих побрякушек, и они сумели их выгодно толкнуть; вторая — несколько сотен фунтов чистоганом.

Однако на новое дело предстояло идти без Рыжего. В последнее время тот ухлестывал за Анелизой, и девушка, по словам Хмыря, заставила своего кавалера пообещать, что он не станет размениваться на мелкие кражи, а прибережет свой талант для чего-то более серьезного. Карни понимал, что Хмырю — да и Брендану тоже — не терпелось продемонстрировать собственную воровскую сноровку в отсутствие Рыжего. Приглянувшийся им дом был, по утверждению Хмыря, легкой добычей. Глупо ее упускать. Карни рассеянно кивал радужным планам Хмыря, а мысли его занимали совершенно иные материи. Когда Хмырь наконец замолчал, Карни согласился пойти на дело — не ради денег, а потому, что согласие позволяло ему без промедления вернуться к заветному узлу.

В тот же вечер, уже ближе к ночи, Хмырь предложил, встретиться и осмотреться на месте предполагаемого дела. Расположение дома определенно внушало мысли о легкой добыче. Карни нередко ходил по мосту, где Хорнси-лейн поднимался над Арчвей-роуд, но никогда не замечал крутой тропки — местами состоящей из ступенек, местами обычной ровной дорожки, — что вела от края моста к дороге под ним. Она была такая узкая, что не заметить ее оказалось легче легкого; к тому же тропинка безбожно петляла, и на всем ее протяжении имелся единственный фонарь, ничего толком не освещавший и терявшийся в гуще деревьев из ближних садов. Именно сады — через забор можно без труда перебраться или выломать из него доску — открывали идеальный подступ к домам. По этой потайной тропинке любой вор мог прийти и уйти безнаказанно, не замеченный пешеходами как сверху, так и снизу Требовалось лишь поставить кого-то на стреме на случай, если какому-нибудь прохожему взбредет в голову воспользоваться той же дорожкой. Вот для чего понадобился Карни.

Следующая ночь выдалась как по заказу. Прохладная, но не холодная, пасмурная, но без дождя. Они встретились на Хайгейт-хилл у ворот церкви Страстей Господних, а оттуда двинулись на Арчвей-роуд. Брендан утверждал, что если они спустятся к тропке сверху, то привлекут к себе больше внимания. На Хорнси-лейн легче было нарваться на полицейский патруль, потому что мост точно магнитом притягивал к себе тех, кто желал свести счеты с жизнью. Для этого место подходило как нельзя лучше: если незадачливый самоубийца после падения с высоты в восемьдесят футов оставался жив, то ему гарантировали смерть многотонные фуры, с грохотом несшиеся по Арчвей-роуд к югу.

Брендан пребывал на седьмом небе от счастья, довольный тем, что командует другими, а не играет вторую скрипку при Рыжем. Всю дорогу он болтал не умолкая — в основном о женщинах. Карни уступил Хмырю честь шагать рядом с Бренданом, а сам держался в нескольких шагах позади, не вынимая руки из кармана куртки, где его ждали узлы. Его глаза, измученные множеством бессонных ночей, в последние часы начали разыгрывать с ним странные шутки. Время от времени ему казалось, что узел движется у него в руке, будто хочет развязаться изнутри. Даже сейчас, когда они приближались к заветной тропке, Карни чудилось, что шнур ерзает у него в ладони.

— Ух ты… Гляньте-ка! — Хмырь указывал на тропинку, погруженную во тьму. — Кто-то разбил фонарь.

— Тише ты, — шикнул на дружка Брендан и первым двинулся по дорожке.

Темнота не была совсем непроглядной. Отблески огней с ярко освещенной Арчвей-роуд пробивались сюда, однако, просачиваясь сквозь густую листву, они почти не давали света. Карни с трудом различал собственные руки, даже поднеся их к самому лицу. Такая темнота должна была отпугнуть от тропки всех прохожих, за исключением самых самоуверенных.

Когда приятели преодолели чуть более половины подъема, Брендан остановил их маленький отряд.

— Вот этот дом, — объявил он.

— Ты не ошибся? — спросил Хмырь.

— Я считал сады. Это он.

Изгородь, которой был обнесен сад, не ремонтировали давным-давно: Брендан легко сломал ее (шум заглушил рев припозднившейся фуры, прогромыхавшей по гудрону внизу), и все трое очутились внутри. Брендан двинулся дальше сквозь густые заросли дикой ежевики. Хмырь последовал его примеру и немедленно выругался, ободравшись о шипы. Брендан грубо велел ему заткнуться, затем обратился к Карни:

— Мы пошли. Когда будем выходить, свистнем два раза. Условный сигнал помнишь?

— Он же не слабоумный. Правда, Карни? Он справится. Мы идем или нет?

Брендан не произнес больше ни слова. Двое взломщиков выбрались из ежевичных зарослей и двинулись по саду. На лужайке, отделившись от тени деревьев, они превратились в два серых силуэта на фоне дома. Карни смотрел, как они приближаются к задней двери. Послышался шум: Хмырь ловко взломал замок, и пара проскользнула в дом. Карни остался в одиночестве.

Впрочем, не совсем — веревку у него никто не отбирал. Карни оглядел тропку в обоих направлениях; глаза его постепенно привыкали к темноте. Прохожих поблизости не было. Удовлетворенный, он вытащил из кармана шнур с узелками. Собственные руки казались ему призрачными, а узлы он и вовсе едва различал. Однако пальцы его действовали почти инстинктивно, вслепую ощупывая узлы. Как ни странно, за несколько секунд подобных манипуляций он продвинулся в решении загадки куда больше, чем за все предшествующие дни. Лишенный возможности видеть, он полностью положился на свое чутье, и оно сотворило чудо. И опять Карни охватило пугающее ощущение того, что узел обладает самостоятельной волей и принимает деятельное участие в собственном развязывании. Вдохновленные предчувствием победы, его пальцы скользили вдоль шнура с удвоенной аккуратностью, по наитию безошибочно выбирая нужные переплетения.

Карни снова оглядел тропку и удостоверился, что она пуста. Затем оглянулся на дом. Дверь оставалась открытой, однако ни Хмыря, ни Брендана видно не было. Он снова занялся более насущной задачей; от легкости, с какой узел вдруг начал распутываться чуть ли не сам собой, хотелось смеяться.

С глазами у Карни — очевидно, из-за нарастающего волнения — стало твориться что-то странное. Цветные всполохи редкостных, непередаваемых оттенков вспыхивали прямо перед ним, зарождаясь в сердце узла Свечение перекинулось на неутомимые пальцы Карни, и его плоть стала полупрозрачной. Он мог различить собственные нервные окончания, напитанные новообретенной чуткостью, и мелкие косточки пальцев — насквозь прозрачные, так что сквозь них виднелся нежный мозг. Цветные вспышки меркли столь же внезапно, как и загорались, а он продолжал трудиться в темноте, пока игра красок не вспыхивала снова.