Клайв Баркер - Книги крови III—IV: Исповедь савана

Карни нашел подходящее укрытие у сгоревшего грузовика, присел на корочки и разжал кулак. Даже в темноте он чувствовал, что узел старается распутаться; как мог, Карни попытался помочь.

И снова раздался голос Поупа.

— Не делай этого, сынок, — произнес старик с таким видом, будто его заботило благополучие Карни, — Я знаю, что ты задумал. Поверь мне, ничем хорошим это для тебя не кончится.

Пальцы Карни точно одеревенели, были как чужие. Перед глазами проплывали вереницы мертвецов: Хмырь на проезжей части, Рыжий на ковре, Брендан, мешком оседающий наземь с располосованной щекой. Усилием воли он отогнал видения прочь и кое-как привел в порядок свой истерзанный рассудок. Поуп прервал свой монолог. Теперь тишину нарушал лишь отдаленный гул уличного движения; он доносился из мира, который Карни уже не чаял увидеть снова. Он теребил узел, как человек, что стоит перед запертой дверью со связкой ключей и методично пробует один ключ за другим, ни на миг не забывая, что над ним дамокловым мечом висит ночь. Быстрее, быстрее, подгонял он себя. Но, похоже, былая сноровка покинула его.

Вдруг что-то со свистом рассекло воздух: Поуп отыскал жертву Лицо старика в тот миг, когда он наносил смертоносный удар, озарилось торжеством. Карни покатился по земле, но лезвие чиркнуло его по руке, располосовав от плеча до локтя. Боль придала ему проворства, и второй удар пришелся по кабине грузовика; на этот раз лезвие извлекло не кровь, а искры. Прежде чем Поуп успел пырнуть его во второй раз, Карни зигзагом бросился бежать. Из раненой руки толчками хлестала кровь. Старик пустился в погоню, но Карни был проворнее. Он юркнул за раскуроченный автобус и нырнул под днище, пока Поуп, пыхтя, пытался нагнать его. Старик проскочил мимо, и Карни с трудом удержался, чтобы не заплакать от боли. Рана практически лишила его возможности пользоваться левой рукой. Он притянул локоть к телу, чтобы не травмировать перерезанную мышцу, и попытался добить треклятый узел, используя зубы вместо бессильной руки. Перед глазами у него замелькали белые огненные мухи, сознание стало уплывать. Он глубоко и размеренно дышал носом, а его пальцы отчаянно теребили узел. Карни уже не видел и почти не чувствовал шнур, который держал в руке. Он действовал вслепую, как на тропинке у моста, и опять в дело включился инстинкт. Узел заплясал у губ Карни — ему не терпелось получить свободу. До решения задачи оставались считанные секунды.

Полностью поглощенный этим занятием, Карни не заметил, как к нему протянулась рука. Очнулся он лишь тогда, когда его вытащили из убежища и Поуп уставился на добычу горящими глазами.

— Игры кончились, — объявил старик.

Он ослабил хватку, чтобы вырвать шнур, который Карни сжимал зубами. Тот мучительно попытался отстраниться на несколько дюймов, чтобы Поуп не дотянулся до него, но раненая рука не позволяла свободно двигаться. Карни упал навзничь, закричав от боли.

— Прощайся с глазами, — предупредил Поуп, занося нож.

Однако ослепляющего удара не последовало. Бескожая фигура появилась из щели за спиной старика и ухватилась за полу его габардинового пальто. В мгновение ока Поуп восстановил равновесие и обернулся. Его нож поразил врага. Когда Карни открыл затянутые пеленой боли глаза, он увидел, что освежеванный зверь отступает, с трудом держась на ногах, а в щеке его зияет глубокая, до самой кости, рана Поуп двинулся на него, чтобы прикончить, но Карни не стал ждать. Он ухватился за машину и, подтянувшись, встал на ноги. Узел он все еще держал в зубах. Сзади послышалась брань, и Карни сообразил, что Поуп раздумал убивать зверя и бросился в погоню за ним. Прекрасно понимая, что далеко не убежать, он выбрался из промежутка между машинами на открытое место. В какой стороне ворота? Он не имел понятия. Ноги были чужие, точно он позаимствовал их у какого-то клоуна: так и норовили согнуться во всех суставах и годились только, чтобы шутовски плюхнуться на задницу. На третьем шагу колени Карни подкосились. В нос ударила волна запаха от пропитанных бензином кусков шлака.

В отчаянии Карни вскинул здоровую руку ко рту. Пальцы нащупали узел. Он с усилием потянул — и точно по мановению волшебной палочки, последняя петля распалась. Карни выплюнул шнур. Губы его опалило жаром. Шнур упал на землю, наконец-то избавившись от узла, и из сердцевины вышел последний его пленник. Он стоял на гравии: отталкивающего вида младенец с недоразвитыми рудиментарными руками и ногами, с пугающе огромной по сравнению со сморщенным тельцем головой. Кожа у него была такая бледная, что казалась полупрозрачной. Парализованные ручки затрепетали, когда существо тщетно попыталось выпрямиться, и Поуп шагнул к нему с намерением перерезать беззащитное горло. Если Карни и надеялся получить что-то от третьего узла, то уж точно не такой жалкий человеческий обрубок. Это создание не внушало ничего, кроме отвращения.

И тут существо заговорило. Голос принадлежал не писклявому младенцу, а взрослому мужчине, хотя издавал его детский рот.

— Ко мне! — крикнуло оно. — Быстро!

Поуп склонился над ребенком, чтобы убить его, и тут на свалке повеяло запахом тины. От темноты отделилось тощее создание с отвислым брюхом и поползло к ним. При виде того, как оно — в облике столь же незавершенной, как и ее обезьяноподобный собрат, рептилии — приблизилось к странному младенцу, Поуп отступил. Карни был совершенно уверен, что чудище сожрет малютку, но бледное дитя приветственно потянулось навстречу, а тварь из первого узла обвилась вокруг него. В ту же секунду показалась жуткая морда второго зверя, стенающего от удовольствия. Он коснулся ребенка, подхватил тщедушное тельце на руки и прижал к широкой груди, довершая отталкивающее семейство рептилии, обезьяны и ребенка.

Впрочем, их единение еще не было окончательным. Едва все трое оказались в объятиях друг друга, как их тела начали расползаться лоскутьями блеклой материи. И по мере того, как от каждого в отдельности оставалось все меньше, клочья материи объединялись в нечто иное, частица за частицей. Свободно, но в строго определенном порядке, они сплетались в узел — неизмеримо более сложный, чем любые узлы, какие когда-либо доводилось распутывать Карни. На его глазах новая и, возможно, неразрешимая головоломка рождалась из частей трех старых. Там, где части были незавершенными и зачаточными, новая обещала стать полной и законченной. Но что, что это будет?

Когда волокна нервов и мышц почти полностью сформировались, Поуп улучил минуту, бросился вперед и с перекошенным лицом всадил нож в самое сердце узла, распространяющего вокруг себя сияние. Однако старик неверно выбрал время нападения. Составленное из светящихся полос щупальце отделилось от тела и оплело запястье Поупа. Габардин вспыхнул. Пламя лизнуло кожу. Поуп пронзительно закричал и бросил оружие. Щупальце отпустило его и вернулось обратно в узел, а старик отступил, прижимая к себе дымящуюся руку. Похоже, он был на грани помешательства; голова его жалко моталась из стороны в сторону. Тут взгляд Поупа наткнулся на Карни, и в глазах его снова загорелась коварная искорка. Он схватил мальчишку за раненую руку и крепко прижал к себе. Карни вскрикнул, но Поуп, которого страдания пленника нимало не занимали, поволок его прочь от близящегося к финалу сплетения в лабиринт свалки.