Лариса Капицына - Дело №346

Это неправда, что можно любить ни на что не надеясь. Это самообман, подделка.

Ты можешь тысячу раз сказать себе, что не надеешься, даже не допускаешь мысли.

Но за тебя надеятся ваши глаза, которые украдкой любуются тем, кто для тебя недоступен.

За тебя надеются твои пальцы, которые иногда, пусть даже очень редко, касаются того, на чью взаимность ты явно не рассчитываешь.

Ты надеешься всем существом.

И только разум, который в таких делах ничего не решает, думает, что ты благородно ни на что не надеешься, что ты такой порядочный и честный.

Савва вдруг совершенно неожиданно для себя вспомнил о человеке, с приятным мягким голосом.

И ответил на звонок.

– Алло!

– Я не прошу у тебя помощи, – донесся до него звук ее голоса. – После всего, что я сказала тогда, я не могу на тебя рассчитывать. Думаю, что ты теперь ненавидишь меня. Может, это и к лучшему. Этот человек… он… в общем, все даже хуже, чем ты думаешь. Я не знаю, как буду выкручиваться, но это и не важно сейчас, ведь я сама во всем виновата. Я только хотела сказать, что забираю кое-какие вещи из квартиры и возвращаюсь домой. Этот человек, он… – и вдруг перешла на испуганный торопливый шепот, – я не могу сейчас говорить. Перезвоню. Прости меня…

И он так и не понял, просит ли она простить его за все сказанное или за то, что ей приходится прервать разговор. Он вообще ничего не понял.

Она не перезвонила.

И не взяла трубку, когда он сам набрал ее номер. «Абонент временно недоступен.» Он только понял, что она была у себя на квартире и говорила свободно, а потом что-то произошло, и она бросила трубку. Значит пришел он, этот человек с мягким голосом и умными глазами и сейчас произойдет то, о чем предупреждал Дар.

Савва надел пальто, кроссовки и вышел из квартиры.

Что-то в ней неуловимо изменилось.

Она была не совсем такой же как несколько дней назад при первой встрече. И Мешков никак не мог понять в чем состоит эта перемена.

Она и выглядела иначе. В темном деловом костюме, под которым виднелся яркий трикотажный топ, в туфлях на невысоких каблуках. Подкрашенная, с забранными в пучок волосами, она казалась более привлекательной, чем прежде. И только приглядевшись к ней по-внимательнее, он заметил, что туфли у нее стоптанные, рукава жакета протерлись на локтях, а при свете дня было заметно, что ровная поверхность тона на лице кое-где прорезана морщинами.

Она открыла ему дверь посторонилась, пропуская его в квартиру:

– Что-то вы зачастили. Соседи подумают, что у нас роман… – и улыбнулась Мешкову обольстительной по ее мнению улыбкой. И весь последующий разговор вела себя так, как-будто на самом деле он пришел не по делу, а для того, чтобы еще раз увидеть ее, что все вопросы, которые он задает ей – всего лишь повод для общения с ней. Мешков не имел ничего против. Так было даже удобнее.

Они прошли на кухню, где стало еще более грязно, чем прежде, все та же гора грязной посуды, все те же липкие пятна. На этот раз она извинилась. Интересно, как она выживает в этом хаосе?

– Простите, такой бардак! Никак не соберусь прибрать здесь. Руки не доходят.

«Чем она занята?» – так подумал Мешков и уселся на табуретку. Она села напротив, задвинув в угол потрепанную кожаную сумку.

Она предложила кофе. Он отказался.

Вдова улыбнулась понимающе, очевидно объяснив его отказ смущением.

Сегодня у нее был мягкий голос, более дружелюбный, почти ласковый тон, выражение лица более спокойное, оживленное. Но в то же время, и он почувствовал это, она была еще более агрессивной, более самоувернной, чем в прошлый раз. Он только никак не мог объяснить чем это вызвано.

– Ну, – сказала она, сложив на столе руки со сплетенными пальцами. Руки у нее были ухоженные, ногти коротко острижены и выкрашены в ярко-красный цвет.. Так было и в прошлый раз. Наверное, из-за работы она придавала своим рукам такое большое значение. – Слушаю вас.

– Я снова пришел поговорить о вашем муже.

– Ну, это понятно, – она улыбнулась. – О чем же еще вы могли со мной поговорить? Только мне казалось, то мы уже все выяснили.

– Выяснили, да не все. Вы знаете, что произошло с женой Черных?

– Знаю. И мне очень жаль, что это случилось. – в голосе ее не было ни намека на жалость. – Я читала в газете. Ужас, просто кошмар. Так жалко Диму! Как он там?

– С Димой как раз все в порядке. – усмехнулся Мешков. – Собственно, речь идет о его жене.

– Ну, я-то ее совсем не знала. Поэтому, конечно, в первую очередь мне жаль его.

– Он вам не звонил?

Она напряглась и обиженно поджала губы, раздумывая говорить или нет.

– Я сама звонила ему.

– Зачем?

– Глупый вопрос. Разумеется, чтобы выразить соболезнование, вот зачем..

– И что он ответил?

Она помолчала. Отвернулась.

– Нелли Владимировна?

– Ничего не ответил, ясно? – когда она повернулась, подбородок у нее чуть задрожал, в голосе звучала обида. – Послал меня к черту, вот что он ответил. Сказал, что ему не до меня. Не понимаю, для чего вы задаете вопросы, на которые мне совсем не хочется отвечать!

– Видите ли, у меня есть все основания полагать, что ваш муж вымогал деньги у своего коллеги, который состоял в связи с убитой.

– Не может быть! – она уставилась на Мешкова с изумлением. И он было подумал, что она изумлена тем, что ее муж вымогал у кого-то деньги. Но она удивилась совсем другому. – Она что, была неверна Диме?

– Увы.

– Господи, боже мой. Какая распущенность! Неудивительно, что она… попала в такую… в такой… – она никак не могла подобрать подходящее слово, – переплет.

Она подобрала совсем неподходящее слово. Переплетом называется запутанное, сложное положение, из которого возможен выход, у Нины Черных выход был только один – на кладбище.

Она поднялась со стула, обдумывая услышанное, забормотала:

– Понятно, понятно… Теперь мне все понятно. Вот почему он не захотел говорить со мной. Теперь он никому не верит. Узнать такое о своей жене! Это знаете ли…

Мешков смотрел на нее и думал. Все говорило о том, что она испытала облегчение. Она думала, что старый поклонник, на которого она рассчитывала, только и думает о том, чтобы вернуть прошлое. Но когда они оба стали свободными, она позвонила ему, а он послал ее к подальше. Ужас, кошмар! Должно быть, ее самолюбие было уязвлено до крайности. Но теперь, когда выяснилось, что он обманутый муж, можно было списать его холодность на на умершую жену, которая ранила его в самое сердце, сделала для него ненавистыми всех женщин.

Но было ли так на самом деле? Он не знал. Он думал, разглядывая ее аккуратные красные ногти действительно ли она так наивна или это часть спектакля, который она старательно разыгрывает перед дурачком-следователем?