Клайв Баркер - Проклятая игра

— Садись, садись, — сказал Уайтхед. — Да забудьте вы о вине, Бога ради! — Марти уселся рядом с Куртсингером. Вино, пролитое Эмили, капало с края стола.

— Мы тут как раз говорили, — встрял Двоскин, — что очень жаль, что Билли не смог быть с нами.

Марти метнул взгляд в сторону старика, чтобы посмотреть, не вызовет ли упоминание о Тое — воспоминание плачущем звуке сразу вернулись к нему — какой-нибудь реакции. Но нет. Он тоже, как только сейчас заметил Марти — был плох от выпитого. Бутылки, которые открывал Лютер, — кларе, бургундское — сгрудились на столе, атмосфера более соответствовала загородному пикнику, нежели званному ужину. Не было ни оттенка церемонности, которой он боялся, ни щепетильной последовательности заказов, ни куртуазных манер. Присутствующая еда — вазы с икрой с воткнутыми в нее ложками, сыры, бисквиты — занимали бедное второе место после вина. Хотя Марти знал мало о вине, его подозрения насчет того, что старик опустошил свои запасы, подтверждались застольными беседами. Они пришли сегодня, чтобы осушить до дна самые лучшие, избранные вина Убежища.

— Выпей! — провозгласил Куртсингер. — Это самая лучшая вещь, которую можно влить в глотку, поверь мне. — Он стал копаться в бутылках. — Где лато? Мы же не прикончили его, правда? Стефани, дорогая, уж не припрятала ли ты его?

Стефани подняла глаза. Марти сомневался, что она вообще понимает, о чем говорит Куртсингер. Эти женщины не были женами, он был уверен в этом. Он сомневался даже были ли они любовницами.

— Вот! — Куртсингер опрокинул бутылку в бокал Марти. — Поглядим, как ты поступишь с этим.

Марти никогда особенно не любил вино. Этот напиток следовало потягивать и смачивать им губы и у него никогда не было терпения на все это. Но запах букета был удивителен даже для его необразованного нюха. Его богатство вызвало сильное слюноотделение еще перед тем, как он сделал глоток, и вкус не разочаровал его — он был восхитителен.

— Хорошо, а?

— Вкусно.

— Вкусно! — Куртсингер обратился к столу с оскорбительной насмешливостью. — Мальчик назвал его вкусным!

—Лучше дай его сюда, пока он не выпил все, — заметил Оттави.

—Все это надо опустошить, — сказал Уайтхед, — сегодня.

— Все? — удивилась Эмили, оглядывая две дюжины бутылок, стоявших у стены — помимо вина там были ликеры и коньяки.

— Да, все. Одним махом покончить с лучшими запасами. Что это здесь происходит? Так ведет себя отступающая армия, стирающая все с лица земли, только чтобы ничего не досталось оккупантам.

— А что же вы собираетесь пить, на следующей неделе? — спросила Ориана, ложка, с горкой наполненная икрой застыла у ее рта.

— На следующей неделе? — переспросил Уайтхед. — На следующей неделе не будет никаких встреч. Я ухожу в монастырь. — Он взглянул на Марти. — Марти знает, какой я обеспокоенный человек.

— Обеспокоенный? — спросил Двоскин.

— Пекущийся о своей бессмертной душе, — сказал Уайтхед, не отводя глаз от Марти. Это вызвало взрыв грубого хохота у Оттави, быстро теряющего над собой контроль.

Двоскин перегнулся через стол и вновь наполнил бокал Марти.

— Выпей, — сказал он. — Нам многое предстоит.

За столом не было медленного смакования вина — бокалы наполнялись, опустошались и наполнялись снова, словно их содержимым была вода. В их жажде чувствовалось что-то отчаянное. Но ему следовало бы знать, что Уайтхед ничего не делает наполовину. Не отказываясь, Марти опустошил свой второй бокал в два глотка, который был немедленно наполнен снова.

— Нравится? — спросил Двоскин.

— Вилли бы не одобрил, — сказал Оттави.

— Кого, мистера Штраусса? — спросила Ориана. Она все еще не донесла ложку с икрой до своего рта.

— Не Марти. Этого неограниченного расходования…

Он едва смог выговорить два последних слова. Было довольно приятно наблюдать этого болтливого адвоката с заплетающимся языком.

— Той может идти на хер, — сказал Двоскин.

Марти хотел было сказать что-нибудь в защиту Билла, но алкоголь замедлил его ответ, и прежде чем он заговорил, Уайтхед поднял свой бокал.

— Тост, — провозгласил он.

Двоскин вскочил на ноги, отшвыривая пустую бутылку, которая свалила еще три. Вино захлестало из одной из упавших бутылок, заливая стол и стекая на пол.

— За Вилли! — сказал Уайтхед, — где бы он ни был.

Бокалы поднялись и чокнулись, включая даже бокал Двоскина. Хор голосов присоединился…

— За Вилли!

… и бокалы с шумом опустошались. Бокал Марти был наполнен Оттави.

— Пей, парень, пей!

Выпивка вызвала протест в пустом желудке Марти. Он чувствовал, как отдаляется от всех событий в комнате — от женщин, от болтуна-адвоката, от распятия у стены. Его первоначальный шок от зрелища этих людей в таком состоянии, с вином на их подбородках и салфетках на груди, еле шевелящих губами уже давно прошел. Их поведение не занимало его. Гораздо больше его волновало то количество изысканных вин, которое он все больше и больше вливал в себя. Он обменялся откровенным взглядом с Христом. «Иди ты…», — беззвучно пробормотал он. Куртсингер расслышал замечание. «Ну прямо мои слова», — прошептал он ему.

— А где же Вилли? — спрашивала Эмили. — Я думала, что он будет здесь.

Она задала вопрос всему столу, но никто, казалось, не пожелал ей отвечать.

— Он уехал, — наконец ответил Уайтхед.

— Он такой милый, — сказала девушка. Она ткнула Двоскина под ребро. — Ты не думал, что он милый?

Двоскин был раздражен вмешательством. Его застали за расстегиванием молнии сзади на платье Стефани. Ее, однако, не смутило общественное внимание. Из стакана, который он держал в другой руке, вино проливалось ему на пиджак. Он либо не замечал этого, либо ему было все равно.

Уайтхед уловил взгляд Марти.

— Забавляем тебя, да?

Марти согнал с лица нарождающуюся улыбку.

— Ты не одобряешь нас? — спросил Оттави.

— Не имею права.

— У меня всегда было ощущение, что криминальные классы всегда пуритане в душе. Я прав?

Марти отвернулся от пьяного дыхания болтуна и покачал головой. Вопрос не заслуживал даже презрения, как и вопрошающий.

— Если бы я был на твоем месте, Марти, — донесся голос Уайтхеда с другого конца стола, — я бы свернул ему шею.

Марти пожал плечами.

— Зачем утруждать себя?

— Сдается мне, что ты совсем не так опасен, — продолжал тем временем Оттави.

— А кто сказал, что я опасен?

Адвокат издал утробное хихиканье.

— В смысле. Мы ожидали животного акта, понимаешь? — Оттави отодвинул бутылку, чтобы лучше видеть Марти. — Нам обещали… — Вокруг стола стали раздаваться призывы остановиться, но Оттави, казалось, не замечал. — Ну что же, все всегда не так, как рекламируют, согласен? Ты спроси любого из этих забытых Богом джентльменов, — Стол притих; рука Оттави сделала широкий круг, привлекая всех в объятия. — Мы знаем, правда ведь? Мы знаем, какой разочаровывающей может быть жизнь.