Александр Арбеков - Две ипостаси одной странной жизни

— Что-то не то, что-то не вяжется, многое не состыковывается, какая-то довольно запутанная и мутная история, — мрачно вздохнул я и очень тяжело посмотрел на женщину.

— Всё так, как оно есть. Не усложняй, прошу тебя.

— Да, усложнять что-либо в такой ситуации очень трудно. Ты так всё усложнила, что уж дальше некуда.

— Я рассказала всё, как есть.

— А ты знаешь, Аристарх не произвёл на меня впечатления сумасшедшего. Нормальный мужик, мыслит вполне логично, не дурак, достаточно умён, интеллигентен, более-менее образован, печален и ироничен, что свидетельствует о наличии обычных человеческих чувств, здравого ума и трезвого рассудка.

— Ты уверен?

— Абсолютно уверен.

— Ну, если уверен, то и будь уверен…

— О, Боже мой! — вдруг страшно запаниковал я и весь покрылся холодным и липким потом.

— Что такое, что случилось? — как-то странно, тягуче и загадочно усмехнулась Наталья.

— Возможно, что и я сейчас нахожусь под гипнозом?! Может быть, ты создаёшь очередную иллюзию?! Где явь, а где выдумка, где правда, реальность, наваждение, а где сон или обман?! О, Боже! Ничего не понимаю! Запутался я и потерялся во времени и в пространстве!

— Успокойся, милый, не волнуйся, — легко улыбнулась Наташа. — Сон и обман — это всего лишь две подчас нереальные и крайне грустные ипостаси одного очень странного действа под названием жизнь.

Мы с Аристархом задумчиво сидели в очередном кафе на аккуратной речной набережной и с удовольствием, но печально созерцали небо и быстро текущую мимо нас тяжёлую, тёмную, томную и весьма мутную воду, которая пребывала в том странном и неподдающемся описанию состоянии, в коем пребывали в данный момент и мы сами.

Вода сначала медленно и неторопливо стекала с высившихся на горизонте могучих гор. С очень и очень далёких, почти нереальных, сияющих заснеженными вершинами. А потом сравнительно спокойное течение превращалось в бурный поток, затапливающий всё вокруг. Я с тоскою посмотрел на горы Эх, взобраться бы на них и взглянуть на мир свысока. Но, увы, сил не хватит…

— Да, всё-таки, вода с гор не бывает такой, которая струится по бескрайным русским равнинам и происходит из всяких там ничтожных ручейков, — сделал я ценное и крайне умное замечание и глубоко вдохнул прохладный и ароматный воздух.

— Вода с гор и с равнин — это, как женщины двух типов, — вздохнул в ответ Аристарх.

— К чему такие ассоциации? — удивился я.

— Ну, одни женщины — страстные, яростные, мечущиеся и бешенные в своих желаниях и в потаённых и непотаённых порывах, а другие скучные, фригидные, томные, неинтересные, сонные и ленивые. Никаких порывов у них нет, потому что не ощущают они ни в чём смысла и интереса. Так, текут, как фекалии в канализации, или как расползается неторопливо блевотина по грязному полу.

— Ну, ты и выдал!

— Да, выдал! Ну и что?

— Да, я в принципе с тобой согласен. Но…

— Что «но»?

— Как ты считаешь, кто лучше? — тяжело вздохнул я. — Неторопливые, вялые, заторможенные и спокойные сучки, подобные черепахам, или темпераментные, страстные, истеричные и горячие женщины, лихо метающие в нас всякие там утюги и кастрюли?

— Сложная дилемма. Неизвестно, кто лучше, а кто хуже. Я затрудняюсь ответить. Но дырки у всех одни.

— Согласен.

— То-то и оно!

— Выпьем?

— Выпьем.

— За любимых женщин!

— За них!

— Слушай, дружище, давай отвлечёмся. Хочешь, почитаю я тебе стихи? — спросил я.

— Да кому они нужны, твои или не твои стихи!? Ты же сам давеча об этом заявлял. Я отнюдь не сноб, и не эстет, и не поклонник поэзии. Мы же это недавно выяснили. Ты посмотри на мою мерзкую рожу! Она, что, отмечена печатью интеллекта, и я произвожу впечатление гурмана от искусства?

— О, как ты самокритичен! Мало ли о чём я заявляю или заявлял, — ухмыльнулся я. — Хочу тебя обрадовать! Очень обнадёживающая новость ждёт тебя.

— И какой повод у меня появился для радости? — подозрительно спросил Аристарх.

— Сообщаю, что кое-какие намёки на определённый интеллект у тебя всё-таки имеются, — вздохнул я. — Признаю данный факт после тщательного анализа твоей личности. Не всё ещё потеряно безвозвратно в твоей жизни. Какого хрена я с тобою бы общался в ином случае? Крепись и держись! Поднимай силу духа! Развевай интеллект и всё будет хорошо. Почитай что-либо, ну, например мои романы. Почитай классику.

— А что?

— Рекомендую Антона Павловича, нашего, Чехова. «Палата номер шесть или семь», точно не помню. Именно данное произведение для нас обоих сегодня особо актуально.

— Зачем мне это?

— Ну, надо же хоть что-то прочитать за тысячу лет. Быть дебилом — это конечно очень легко и удобно, но рискни стать интеллектуалом.

— Спасибо, друг, за оценку моей личности!

— Не за что.

— Ну, ты и сволочь!

— Ладно, не обижайся, послушай лучше одно стихотворение, прошу, — я выпил рюмку водки и закусил её весьма неплохим шашлыком. — Мне, в связи с некоторыми обстоятельствами, сейчас многое позволено и простительно, даже то, что я действую подчас тебе на нервы.

— Хорошо. Понимаю. Валяй…

— Неплохо, неплохо, — удивлённо буркнул Аристарх. — Очень неплохо. Чьи стихи?

— Неважно…

— Ну, неважно, значит неважно. Но стихи, несомненно, неплохие. Подозреваю, что принадлежат они твоему перу. Могу смело заверить тебя, что ты не графоман. Да, не ожидал от тебя такого. А ещё что-нибудь мне почитаешь?

— Ну, ты же, вроде бы, не любитель поэзии?

— Не любитель, но я её, заразу, всё-таки, люблю!

— Странное и довольно неожиданное заявление, — удивился я.

— Всё неожиданное странно, и наоборот.

— Согласен, друг мой, — тоскливо произнёс я. — Писательство — это так непредсказуемо и сложно. Боюсь тебя каким-либо своим очередным творением разочаровать. Нахожусь в сомнениях.

— Ну, этот постулат понятен даже мне. Сомнения и только они лежат в основе всего сущего!

— Это ясно, но всё-таки боюсь познать горечь разочарования. Суть во вкусах, а они такие разные и крайне индивидуальные. Ну, всем же давным-давно понятно, что спорить о вкусах — это самое глупое и никчёмное занятие на земле.