Ольга Михайлова - Сладость горького миндаля

В этом смысле смерть Хилтона и Грэхема не была позорной, но романтичной. Было и ещё одно, что порождало в душе старого герцога некое мутное, но волнующее чувство. Вскоре он разобрался в нём. Он ощущал злорадство, злорадство старика, готового к смерти, но пережившего молодых. Чувство, которого Монтгомери стыдился, но и, стыдясь, старый герцог улыбался.

Было и ещё кое-что, томящее, как заноза. И его старик тоже осознал. Гелприн. Джеймс Гелприн и его странные слова: «Летящий в пропасть с пути не собьётся, но при падении в бездну самым неприятным оказывается то, что «бездна» — это просто дурной театральный эпитет, и дно у неё все-таки есть…» И ещё. Прощаясь с Хилтоном и Грэхемом, Гелприн осведомился у Арчибальда, что передать его клубным приятелям в Лондоне, а после спросил Грэхема, не передать ли и от него кому-нибудь в столице привет. Потом сэр Джеймс вежливо проговорил им вслед слова прощания. Да, он именно попрощался . Но ведь он никуда не уехал и, похоже, вовсе уезжать и не собирался, в противном случае, Корбин сказал бы ему, что Гелприн уезжает. Но Хилл, грум Корбина, проторчал всю ночь у склепа, ему было не до лошадей… Что значили эти странные слова Гелприна за столом, и почему он попрощался с Хилтоном и Нортумберлендом? Не потому ли… Монтгомери бросило в жар. Не потому ли, что тот по каким-то причинам догадался о том, чему предстоит случиться? Но как?

Неожиданно Монтгомери вздрогнул и вгляделся в марево дождя. Нет, не почудилось. На вершине холма показались несколько человек, один из них вёл под уздцы двух лошадей. Монтгомери понял, что это Генри Корбин, его люди и, видимо, приехавшие из Сохэма полицейские. Он отпрянул от окна, торопливо набросил охотничью куртку и поспешил к выходу, надеясь встретить графа внизу и первым узнать новости.

Блэкмор появился спустя несколько минут, увидел Монтгомери у парадного крыльца и, тихо отдав распоряжение слугам, подошёл к нему. Один полицейский остался разговаривать с Хиллом и Ливси, второй ушёл к конюшням.

— Приехал констебль Том Брук с помощником, он уже осмотрел склеп и теперь допросит слуг в замке и поговорит с моими племянницами. Они уже знают? — Тон Корбина был утомлённый, совсем больной.

— Нет, — чуть виновато покачал головой Монтгомери, — Гелприн, вероятно никому ничего не говорил, и я тоже решил подождать, что скажет полиция. — Ещё не договорив, герцог с нескрываемым скепсисом оглядел ражего детину шести футов росту с лицом плоским и безразличным, как стена. — Что-то выяснилось?

— Брук утверждает, что покойные были сперва убиты, а этот ужас с вырванными сердцами — это случилось с ними после смерти.

— Он уверен? Почему?

— Говорит, что если бы они были тогда живы, крови было намного больше, а так кровь мертвецов свернулась. Однако мистер Брук ничего не может сказать, пока не опросит всех. Скажи Филу, пусть ударит в гонг, надо собрать всех, рассказать, что случилось.

Но прежде, чем ударили в гонг, по парадной лестнице спустилась герцогиня в тёмном, почти чёрном платье, похожем на вдовье, но с серебряным дорогим шитьём.

— Что-то прояснилось, ваше сиятельство?

Корбин сообщил леди Хильде то же самое, что уже рассказал Монтгомери. Она выслушала молча, на лице её застыло лёгкое недоумение.

Ударил гонг. Внизу появился Том Брук, он поднялся по ступеням и замер перед герцогиней со странным, озадаченно-восторженным выражением на плоском лице. В коридорах послышались шаги, из темноты узкого портала появился Эдвард Марвилл, одетый, как отметил Монтгомери, с особой тщательностью, с третьего этажа спустились племянницы графа и мистер Чарльз Говард. Гелприн пришёл из глубины коридора, где располагались его апартаменты.

Граф Блэкмор переглянулся с полицейским и с едва слышным вздохом обратился к вошедшим.

— Мне очень жаль, дамы и господа, но я должен сообщить вам весьма неприятные и тягостные известия. Три часа назад в склепе были найдены тела мистера Хилтона и его сиятельства, графа Нортумберленда. Они оба мертвы.

Корбин не договорил. Раздался короткий вскрик, и мисс Монмаут, как подкошенная, упала на ковёр гостиной. Монтгомери заметил, что при этом известии Чарльз Говард побледнел, мисс Сэмпл, стоявшая чуть в стороне, судорожно ухватилась за спинку кресла. Марвилл, на мгновение замер, потом суетливо кинулся к мисс Кэтрин, но к ней уже подоспел стоявший неподалёку Том Брук, поднявший девицу и теперь усаживавший её в кресло. Мисс Кэтрин была бледнее полотна, губ на лице не было видно вовсе. Мистер Гелприн вынул трубку и, не обращая никакого внимания на дам, закурил.

Граф Блэкмор переждал суету и продолжил.

— Мистер Брук должен расследовать, что произошло, он поговорит с каждым, если не возражаете.

Монтгомери заметил, как мисс Сэмпл медленно повернулась с леди Хильде, но вздрогнула и отпрянула, не сказав ни слова. Сами герцогиня Хантингтон стояла у входа, в тени двери возле зеркала, точно мраморная статуя, холодная и неподвижная, однако, заметив движение мисс Сьюзен, подняла на неё глаза. Выражения её лица герцог не рассмотрел, потому что вдруг увидел, как переглянулись Говард и Марвилл, чьи взгляды скрестились, точно две шпаги. Но тут тихо застонала пришедшая в себя мисс Монмаут.

— Это всё она, эта тварь…

Слов мисс Кэтрин почти никто, кроме стоявшего неподалёку Монтгомери и Тома Брука, не услышал, и, к чести мистера Брука, он не стал сразу выяснять их значение. Старый же герцог не понял, имела ли в виду мисс Монмаут вторгшееся в спальню её кузины странное животное или что-то, точнее, кого-то другого.

Между тем все медленно приходили в себя, Говард, тоже забыв о дамах, вынул трубку, несколько минут оторопело смотрел на неё, потом всколыхнулся, заметив, что Эдвард Марвилл устремился герцогине и что-то тихо спросил у неё. Её светлость кивнула и тоже что-то проговорила в ответ полушёпотом.

Полицейский сказал, что он вначале хотел бы побеседовать с теми, кто обнаружил тела, и со слугами, леди же могут пока уйти. Мисс Сэмпл, не оглянувшись на Чарльза Говарда, подошла к дяде, сказала, что неважно себя чувствует, к обеду не выйдет, а будет обедать в своих новых покоях, и вышла. Мисс Монмаут бросила беспомощный взгляд на Марвилла, всё ещё негромко беседовавшего в углу с герцогиней Хантингтон, и тоже вышла из комнаты вслед за сестрой. Она выглядела совсем больной и усталой, даже измождённой.

Ушли и Марвилл с Говардом.

Эдвард Марвилл, едва придя к себе, запер дверь и, подавляя волнение, присел у стола. Узнав о смерти соперников, он откровенно порадовался. Мысль о том, что же убило Хилтона и Грэхема, не пришла ему в голову, он просто предположил, что оба задохнулись в старом склепе. Но на лице герцогини он увидел только лёгкую грусть, было заметно, что она сильно раскаивается в том, что способствовала всей этой затее, но ничего, что говорило бы о трагедии любви, не было. Леди Хильда ничуть не была влюблена в своих поклонников — теперь это становилось ясно.