Иван Катавасов - Ярмо Господне

Званых гостей, включая Веронику Афанасьевну и Павла Семеновича, Филипп и Настя ублажили, ублаготворили многими экзотическими и деликатесными яствами, подкрепленными заокеанскими спиртными напитками.

«Хеннеси» хорошо пошел, с понятием…»

Филипп, понятное дело, позаботился и о кондитерских изысках с уклоном в пасхальную седмицу, достославно попотчевав библейское общество куличами и своего изготовления из собственной духовки, и монастырской выпечкой:

— …Ибо с молитвой, в благочестии иноческом духовно произведены в монастыре Петропавловском, братия и сестринство.

Христос воскресе!

— Воистину воскресе! — единомысленно грянули в ответ хозяину гости.

Ника Триконич, отведав окропленного святой водой продукта, расчувствовалась, расцеловалась с Филиппом, с Настей. Окончательно же встав из-за пиршественного стола, она во всеуслышание предложила Настиной сестрице Анфисе секретарскую работу в «Триконе-В» с очень привлекательным окладом и многозначительными премиальными. Засим потребовала, чтоб не фанфары и не аплодисменты, но гром аккордов раздавался.

Рок-музыкой и крутыми децибелами в тот вечер Настя с Никой весь четырехэтажный дом слишком уж не сотрясали, но гостиную в танц-пол быстро преобразовали, отправив в кухню тех, кому требуется задушевно поговорить.

— …Мой глубокоуважаемый Фил Алегыч! Я не в силах выразить, насколько чувствительно я вам благодарен за сердечное участие, тонкую деликатность и душевную чуткость.

— Пал Семеныч, не скажу, как если бы мое посильное внимание к психологическим нуждам нашего орденского звена не стоило вашей откровенной благодарности. Ибо сие предстало бы лицемерным ханжеством.

Мой округ — мои проблемы в ипостасях различных, не всегда совпадающих и противоречивых, откровенно говоря.

— Ваши прерогативы непреложны, рыцарь Филипп. Невзирая на то, количество наших проблем отнюдь не отменяет ваши душевные качества, мой друг.

То, что достойно вашего звания рыцаря-инквизитора, то и праведно есть.

Скажу начистоту, мне не пришлось по душе обращение дамы-неофита Анфисы в ранг и дарование инквизитора-дознавателя. Все же я в смиренномудрии склоняюсь перед вашим решением, рыцарь Филипп, каким бы шокирующим оно ни казалось многим клеротам конгрегаций Востока и Запада.

При всем при том я великолепно понимаю: ежели не сей факт, то моей Анфисе вряд ли б позволили надолго остаться под вашим началом и руководством. Тогда бы и я с ней оказался разделен расстояниями и служебными заботами…

— Когда под венец думаете, Пал Семеныч?

— По здравом размышлении… хорошо бы нам оный церемониал приурочить к Троице.

— Хороший срок, Пал Семеныч. К Пятидесятнице подготовимся в лучшем виде. И свадьбу широко сыграем!

— Это, пожалуй, уж лишнее, мой друг.

— Это, как Анфиса Сергеевна Столешникова скажет, Павел Семенович. Ей решать: быть иль не быть свадебным торжествам, колоколам, в каком таком масштабе, в количестве и качестве гостей, участников венчальной церемонии…

— Согласен.

— Пал Семеныч, у меня к вам просьба. Не могли бы завтра во второй половине дня сопроводить Настю и Анфису в Париж? Дамские прихоти, знаете ли…

— Почту за честь, как скоро нашим дамам необходимо принарядиться к светскому приему у барона и баронессы Ирлихт.

— Вот и ладненько…

Сказав последним гостям до свидания, Настя на кухне присела к Филиппу на колени.

— Фил, спасибо тебе за день рождения. Я такая счастливая, будто снова маленькой девочкой радуюсь подаркам.

— Завтра я с утра, благословясь, твою икону в красном углу гостиной размещу. Лампадку мы вместе, помолясь, возжигать будем. Чем ее заправить у нас найдется. До Фоминой недели пускай горит.

К нашей тетушке Агнессе надо б заехать. Она мне звонила, просила тебя поздравить.

— Ой, я только эсэмэски принимаю, секулярные звонки в роуминге отключила.

— Пошли, Настена, скроемся от мира сего в асилуме. Предвосхищаю: у него тоже есть для тебя подарок.

— Шкура белого медведя у камина?

— Увидим. Твою белую сумочку прихвати и пойдем…

В асилуме, принявшем облик и убранство маленькой городской кофейни, Настя прижалась к Филиппу:

— Ой, Фил, на стойке пусто!

— Выкладывай на нее оружие.

— А ты?

— Я тоже. И нам направо, сквозь занавес из блестящих ленточек…

Огромный бассейн, украшенный тропическими растениями, Настю ошеломил. С минуту она растерянно и оторопело оглядывалась вокруг. Опустилась на колени, протянула руку к воде и тут же отдернула:

— Ой, Фил, она теплая-теплая… Можно мне сорвать вон тот красненький банан?

— Причащайся и мне парочку сорви. Что, Анфиска суевериями заразила?

— Ну да… Как-то боязно…

Патрик мне плавать не рекомендует. Говорит, форму груди могу испортить…

— Ох мне женщины. Пойдем назад?

— Ну нет! Сейчас я съем банан, потом, потом…

Помниться, кто-то обещал меня на спинке покатать от бортика до бортика. После же… Ты поплывешь на спине, а я на тебе!

— Дщерь Евина в райском саду в срамные игры играша.

— Потом опять будьте вместе, дабы не искушал вас Сатана воздержанием вашим!

Нут-ка смотри и не отворачивайся скромненько! Раздеваюсь снизу…

Медленно и грациозно…

Кабы муж мой мог созерцать, восторгаться, какая же красивая и соблазнительная у него жена…

В четверг утром молодожены Ирнеевы накоротке заехали к Агнессе Дмитриевне Заварзиной до того, как та уедет на дачу. Позавтракали по-родственному, пообщались.

Тетушка Агнесса нашла Настю пополневшей, посвежевшей и расцветающим бутончиком. Не то что приехавшей из Америки, какой-то измученной, отощавшей…

«Сейчас совсем другое дело. Похорошела, поправилась моя Настенька… Вот что мужняя ласка с женщиной делает! Не абы как… Ах вы мои голубки..!»

Вечер четверга на пасхальной Светлой седмице Филипп и Настя Ирнеевы провели только вдвоем.

— …Вот я и дома! Муж не властен над своим телом, хотелось бы вам напомнить, сударь мой.

— А жена над своим, сударыня. Ежели оно принадлежит одеянию от кутюр.

— Фил, говорю тебе, его снимать-то быстро, зато одевать долго. Вот увидишь, я тебе завтра в нем покажусь, — пообещала Настя и не демонстрировала мужу новое парижское платье из весенне-летней коллекции месье Анри Дюваля. — Беличий палантин, который ты мне подарил, к нему самое то.

— Взглянем и оценим, во что обходится мне молодая супруга.

— Ой дорого! Сей же час ты, мой дорогой, будешь меня вкусненько кормить. Анфиса и Пал Семеныч звали в ресторан, а я не захотела, домой спешила, к любимому мужу.

— Разогреть и накормить? Эт-то мы могем. Кабы любимой жене скульптурную античную задницу отрастить. Припоминаю, видел я как-то раз музейную Ниобу, дочь славного царя Тантала.