Валерий Ковалёв - Рукопись из Тибета

— Теперь в самый раз, — довольно забалабонили внутри. — Жди. Щас будем оживлять извилины.

Перед глазами поплыл туман, в голове приятно закружилось, а затем память выдала целый хаос будущего на год вперед. Включая природные катаклизмы.

— Эй, там, внутри, полегче, — промедитировал я.

— В смысле?

— Мне нужны наиболее значимые события в мире на ближайшие два месяца.

— А пива еще дашь? — захихикали составляющие.

— Не выводите меня из себя, — разозлился Уваата. — Иначе будете пить только чай и воду.

После этого внутри затихло, а в сознании всплыло следующее:

10 ноября 1982 года в Москве умрет Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, а на его место назначат Юрия Андропова; спустя сутки, в результате теракта в израильском штабе в городе Тир Ливана будут убиты сто военных, а 13 ноября произойдет разрушительное землетрясение в Йемене. Которое унесет три тысячи жизней и причинит ущерб стране в двести миллионов долларов.

— Насчет генсеков не пойдет, — оценив полученную информацию, сделал я очередной посыл. — Бутану это до лампочки. — А что за декабрь? Или во всем мире тихо? Что удивительно.

— Да там так, сплошная мелочевка, — доложил от имени всех прокурор. — Точно, — поддержал его чекист. Оперативная обстановка в норме.

— Искать, — приказал я и внутри стали совещаться.

— Можно мне? — сказал, наконец, моряк. — Я кое-что вспомнил.

— Валяй, — разрешил Уваата. — Слушаю.

— У берегов Гайяны, — назвал он координаты, — на дне лежит торпедированный немецкой подводной лодкой U- 87 в июне сорок второго транспорт. Он перевозил из России в Англию платину, золото и бриллианты, в качестве оплаты по «ленд-лизу» на два с половиной миллиарда фунтов стерлингов.

— Источник? — оживился я.

— Об этом было в морском бюллетене «Совфрахт» за 2009 год. — После того, как клад отыскали американцы.

— А вот хрен им! — ткнул я в пространство кукиш. — Поможем Родине и Бутану! С меня бутылка, орлы. На связи.

Вслед за чем вернулся в объективную реальность.

Кругом стояли покой и тишина, на полях в долине крестьяне убирали урожай, по небу к югу тянул журавлиный клин. Совсем как у нас в России.

Потом в воздухе поплыли звуки гонга (монахов призывались к обеденной молитве), снизу заскрипела лестница, и на площадке возник Кайман. Зевая и почесываясь.

— Ну как, осенило? — уселся он рядом и осушил остатки в кувшине. — А то жрать пора. Вон монахи уже молятся.

— Осенило, — провожая взглядом птиц, сказал я, и на душе почему-то стало печально.

— Слышь, Этьен, — извлек приятель из кармана пачку сигарет и, предложив мне одну, щелкнул зажигалкой. — А почему бы нам не заняться изгнанием злых духов?

— Это как? — не понял я, выдувая вверх струйку дыма.

— Да очень просто, — ухмыльнулся Кайман. — Ты же помнишь вчерашнюю беседу?

— Смотря, в какой части, — наморщил я лоб. — В конце весьма смутно.

— Ну, где про баб, из которых здесь изгоняют злых духов, — заерзал на ковре вождь. Что ты такой непонятливый?

— Ах, вон оно что, — рассмеялся я. — Конечно помню.

— Так давай и мы этим займемся, а? — с надеждой воззрился на меня Кайман. — Тебя уже осенило, времени полно. Не будь аскетом, соглашайся. Совместим полезное, так сказать, с приятным.

— Я окутался дымом — предложение было заманчивым, и, чуть помыслив, заявил, — а почему нет? Коль это святое дело.

Затем мы растерли бычки [194] Бычки — окурки (жарг.) в пыль, пустив ее по ветру (курение в Бутане строго воспрещалось) и спустились вниз, где были встречены настоятелем.

— Стол накрыт, — растянул в улыбке губы лама Норбу, сделав плавный жест широким рукавом в сторону трапезной.

Когда же плотно подкрепившись, мы втроем пили чай, отдуваясь и промокая лица шелковыми платками, Кайман повел с настоятелем дипломатическую беседу в нужном русле.

Из нее следовало, что лама Уваата со своим спутником, не ограничиваясь тяжким бременем прорицания, желают присоединиться к усилиям служителей монастыря в части изгнания злых духов из прихожанок.

Как и ожидалось, настоятель сразу согласился. Он помнил указание Верховного ламы и блюл интересы святой обители.

Появление в ней оракула, о чем уже стало известно, могло принести монастырю еще большую известность, а заодно и дополнительные дивиденды.

Далее было оговорено время приема одержимых — после вечерней молитвы, после чего лама Норбу, оглядевшись по сторонам, доверительно сообщил, что у него имеются первые две кандидатуры.

— Одной, жене индийского брахмана, весной я изгонял демона сам, но теперь она приехала вновь и просит о дополнительном сеансе, а вторая — богатая вдова из местных.

— И как они из себя? — вопросил Кайман. — Надеюсь не очень древние?

— О, что вы. Нет, — зачмокал губами служитель культа. — Обе молоды и красивы.

— В таком случае индианкой займусь сам, с деланным безразличием сказал я, глядя в никуда — Поскольку налицо тяжелый случай.

— Ну а я, как ассистент, второй, — добавил Кайман. — С вдовами всегда проще.

— Так значит им назначать на вечер? — вопросил лама.

— Назначайте, брат, — возвел я к потолку глаза. — И да поможет нам Святой Сумасшедший.

После обеда, испросив у настоятеля чистого пергамента, кисточку и чернила, которые были немедленно доставлены, я снова уединился на площадке, где начертал иероглифами в стиле «чжуань», свои пророчества для монарха.

Далее спустился вниз, в свои покои, и запер их до времени в дорожный кофр [195] Кофр — кожаный дорожный чемодан, сумка. . Купленный в Тхимпху по случаю.

После этого я зашел к Кайману, который листал словарь тибетских диалектов (вождь значительно продвинулся в языках), предложив прогуляться на свежем воздухе.

— Хао! — отложил приятель книгу в сторону, и чуть позже мы расхаживали по тенистым лужайкам вокруг монастыря, чинно раскланиваясь со встречными монахами. Все они были доброжелательны и предупредительны, чувствовалось хорошее воспитание. Затем, сняв одежды, мы искупались в горячем источнике под горой, которые именуют в этих местах «цачу» и немного позагорали.

Ко времени вечерней молитвы каждый вернулся к себе, настроиться для изгнания злых духов.

Я хлебнул из имевшейся в вещах бутылки с виски грамм сто, зажег в медном, стоявшем на полу канделябре свечи, а рядом на ковре раскрыл Священную книгу «Типитака». Далее извлек из кофра колоду игральных карт (в свободное время мы перекидывались в них с Кайманом) устроился на тахте и, насвистывая турецкий марш, стал раскладывать пасьянс, коротая время.

Вскоре из дальнего крыла монастыря чуть слышно донеслось хоровое пение мантр, что свидетельствовало о начале моления, а спустя четверть часа в дверь покоев постучали.