Валерий Ковалёв - Рукопись из Тибета

Первую остановку мы сделали в небольшой впадине на пути, где отдохнув минут десять, стали взбираться дальше.

Теперь ледоруб Хо стал звенеть чаще.

К полудню, тяжело дыша (сказывалась разреженность воздуха), мы вползли на довольно широкий карниз, в обе стороны от которого ответвлялась еще трещины, видимые издалека как поперечные лучи свастики.

Здесь, привалившись к скале, подкрепились галетами с копченой колбасой и плиткой шоколада, запив все водой из фляг, после чего примерно час отдыхали.

Далее двинулись по кромке трещины вправо, по маршруту альпийских стрелков, и вскоре выбрались на небольшой плоский ледник. Остолбенев от увиденного.

В разных его концах, из-под зеленоватого льда, белели несколько лиц, и просматривались тела в защитном камуфляже.

— Их убили Боги? — шепотом, спросил Хо, громко сглотнув слюну и настороженно озираясь.

— Думаю нет, — чувствуя как по телу пробежали мурашки, — хрипло ответил я. — Скорее всего это была снежная лавина. Которая потом частью растаяла.

— Воины словно живые, — шагнул тибетец к ближайшему лицу, четко просматривавшемуся рядом с нами. — И вроде как глядят, — прошептал мистически, наклоняясь.

Из — подо льда действительно пучились глаза. А на смертной маске застыл ужас.

На вороте куртки трупа серебрились петлицы штурмбанфюрера, [252] Штурмбанфюрер — звание в СА и СС фашистской Германии. Соответствовало званию майора вермахта. а на муаровой ленте чернел рыцарский крест. Венчая его могилу.

— Это их начальник, — кивнул я на остальных. После чего мы осмотрели все зеркало льда. Под ним застыли еще девять тел. Рослых молодых парней. У некоторых на головах были кепи с цветком эдельвейса и у всех личное оружие.

Рядом с последним, на четверть вытаяв из массива, торчал ржавый наконечник знамени в футляре. Его, как видно, планировали водрузить на вершине. К которой истинные арийцы так и не дошли. Вмерзнув в лед, превративший их в консервы.

Долго оставаться в этом дьявольском месте не хотелось, и мы двинулись вперед, теперь по непроторенному пути. Где еще не ступала нога человека.

К вечеру трещина закончилась вывалом в скале, образовавшем подобие пещеры, в которой мы решили заночевать. Ночью подниматься дальше было невозможно.

Сняв рюкзаки, мы отстегнули притороченные сверху спальники, которые развернули под нависшим козырьком, извлекли спиртовку, на огне которой сварили чай, вскрыли две банки тушенки, пачку галет и поужинали.

Вслед за чем забрались в спальные мешки, и мой спутник вскоре захрапел. Демонстрируя отличные нервы.

Уваате же, несмотря на усталость, не спалось. В голову лезла всякая чертовщина.

Например, откуда старый Хушахе мог знать, что я вернусь и что имел ввиду, написав свою загадочную фразу; отчего именно погибли альпийские стрелки — гипотеза с лавиной была маловероятной.

Между тем на далекую землю внизу опустились сумерки, здесь же на высоте еще был свет, призрачный и неверный, словно из другого мира.

Затем померк и он, на небе крупно заблестели звезды. Таинственно мерцала Большая медведица, куда-то звал Млечный путь, исчезало и появлялось вновь, созвездие Ориона.

Под их небесный круговорот я вскоре уснул. Крепко и без сновидений.

Весь следующий день, с короткими перерывами на отдых, мы поднимались почти по вертикальной стене базальта, вбивая в расколы крепеж и подтягивая друг друга. При одной из таких операций я едва не сорвался, повиснув над пропастью, но Хо вовремя пришел на помощь.

Когда на окружавший нас ландшафт легли вечерние тени, взмокшие и изнемогающие от усталости, мы, наконец, осилили вертикаль, завершившуюся фирновой [253] Фирн (от др.-в. — нем. firni — прошлогодний, старый) — плотно слежавшийся, зернистый и частично перекристаллизованный, обычно многолетний снег, точнее — промежуточная стадия между снегом и глетчерным льдом. площадкой. За ней открылась ослепительно сияющая вершина Кайласа.

Забравшись на площадку, мы тут же повалились на снег, загнано дыша и раскинув руки, слушая, как в висках стучит кровь, да частит сердце.

— Остался последний рывок, — прохрипел я, повернув голову в сторону вершины.

— Да, Учитель. Мы почти у цели, — смахнул со лба пот Хо. После чего снял с пояса флягу с водой, и мы прополоскали горло.

Метрах в двадцати впереди, у снежной кромки, в скале темнела широкая расщелина, которую можно было использовать для ночевки.

Когда мы вошли под ее гулкие своды, откуда размерено капало, тибетец поджег вынутый из рюкзака фаер [254] Файер (англ . fire — огонь) — сленговое или разговорное название фальшфейера. , и брызнувшие струи холодного огня осветили фантастическую картину.

Сверху, подобно органным трубам, отсвечивали сталактиты [255] Сталакти́ты (греч. Σταλακτίτης — «натёкший по капле») — хемогенные отложения в карстовых пещерах в виде образований, свешивающихся с потолка (сосульки, соломинки, гребёнки, бахромы и т. п…) , под ними в каменной чаше блестела вода, а в глубине просматривались контуры громадного животного.

— М-мамонт, — опупел я, а Хо едва не выронил фаер.

Доисторический зверь вмерз в массив льда, опустив вниз поросшую шерстью глыбу головы и пригнув колени.

— Как он здесь мог оказаться, кущо — ла? — прошептал монах, когда мы подошли ближе, пораженные увиденным.

— Скорее всего, в результате природного катаклизма, — тоже шепотом ответил я, коснувшись ладонью холодной поверхности.

После этого мы зажгли второй огонь и, осторожно ступая, осмотрели все пространство. На северной боковой стене, уходя вверх изломами, поблескивала желтизной неширокая прослойка.

— Золото, — ковырнув ледорубом, — сказал Хо, передавая мне пористый кусок.

— Похоже, — взвесил я его на руке и отложил в сторону. — Вот уж точно, мистическая гора, — промелькнуло в голове. — Сплошные открытия и тайны.

Ночевку мы устроили рядом с входом, там было суше и теплее, раскатали спальные мешки, а потом разожгли спиртовку.

Вскоре на ней закипел чай из ледниковой воды, а потом зашипели консервы.

Для успокоения нервов и поднятия тонуса после стольких впечатлений, мы хлебнули из медицинской аптечки немного спирта и подкрепились, после чего тибетец влез в спальник и уснул.

Я же вынул из рюкзака дневник (прихватил его, чтобы делать записи «по горячим следам»), подживил огонь дополнительной таблеткой и щелкнул шариковой ручкой.

Примерно через час, все прилежно записав, спрятал дневник в рюкзак и забрался в мешок. С чувством выполненного долга.

Ночью мне снились мы с Хо, в шкурах и с дубинами, улепетывающие от мамонта, который настигал нас, победно трубя в хобот.

Проснулся я от пронизывающего холода и далекого гула в горах. Там что-то обрушилось.