Елена Щетинина - 13 ведьм (сборник)

– Это? – ужаснулся Женя. – Ты вырастила это… чудовище?

Аня ухмыльнулась. Дьявольски красивое лицо, зарешеченное сосульками мокрых волос. Зрачки сверкнули.

– Я подстраховалась. Я знала, что рано или поздно его сердце откажет.

– Знала? Откуда?

В темноте справа обрушилась вешалка, чемодан клацнул челюстями и выблевал груду детских игрушек, пискнувшего резинового кота, загнанное во вражескую засаду оловянное войско.

– Ты ведьма, – выдохнул Женя.

– Да ну! – Она отбросила пряди за ушко кокетливым жестом. Облизала губы – настолько соблазнительно, насколько это возможно для человека, сидящего на трупе своего мужа. – Ты больше не хочешь меня?

Она протянула к нему руки, словно просила объятий. В белых ладонях переливались серебром мячики, Женькины магнитные шарики.

– Фокус-покус, – промурлыкала Аня и стиснула кулаки.

Шампанское выдохлось и потеряло вкус.

Он сделал глоток: жадно, неумело, через край. Опустил бутылку на подлокотник дивана и вытер подбородок о плечо. Футболка пропахла табачным дымом и потом. Едко-кислый душок его жизни. Женя мотнул головой. Не самый плохой вариант. Могло быть хуже, могло лучше. Сегодня просто этот, как его… вечер обычного дня, вот.

Да, могло быть и хуже. А так – нехлопотная работа в книжном; приходящая по звонку девятнадцатилетняя «няня», которая неизменно хлопотала внизу, у его паха, прежде чем подняться вверх и попросить что-то для себя; почти отступившие ночные кошмары.

Вокруг мялась и распрямлялась действительность, оставляя на желтоватой бумаге пятна и надрывы, но суть не менялась. Единственным, кто его не предал – не умер, не ушел, не забыл, – был алкоголь. Правда, на всецелую его поддержку рассчитывать не приходилось. Женя был слишком труслив, чтобы стать алкоголиком. После двух-трех подобных вечеров подступало отвращение к самому себе, жалость, страх. Спиртное уже не разжижало что-то вязкое и черное внутри, а только выталкивало его на поверхность. Чем не очередное предательство?

Женя подгреб ногой книгу в мягкой обложке и чертыхнулся, замяв страницу, – томик следовало вернуть в магазин, на полку раздела «Мистика и эзотерика». Он открыл наугад и зацепился глазами за словосочетание «по схеме Парацельса». «Отсюда и начнем», – кивнул и потянулся за бутылкой. Плевать, все равно никогда не дочитывал, так какая разница.

«…по схеме Парацельса. В конце XVIII века граф фон Кюфштейн в результате алхимических экспериментов получил десять существ. Он назвал их „духами“, придумал и имена: „монах“, „король“, „солдат“ и др. Об этом упомянул в дневнике ассистент графа. „Духи“ были взращены в запечатанных бутылях. Когда рост существ достиг приблизительно сорока сантиметров, у них стали расти бороды. Фон Кюфштейн кормил их три раза в день какими-то темными горошинами, а воду в бутылях менял раз в четыре дня (для этого он собирал дождевую воду). Долго находясь на воздухе, „духи“ теряли сознание. Граф использовал их для прорицаний на заседаниях масонской ложи. Протоколы ложи фиксируют…»

В коридоре на раскатистом полувздохе проснулся телефон. Растоптал липкую привычную тишину, высвободил необъяснимый страх. Женя вздрогнул и прислушался, словно пытаясь определить настроение звонящего.

Мелодия оборвалась. Аппарат смолк.

Передумали. Ошиблись номером. Получили нож в горло. Плевать.

Он приложился к шампанскому. Облил шею и грудь, ткнулся тяжелым отечным лицом в книгу.

«…гомункул по прозвищу „монах“ погиб, когда случайно разбился сосуд. Другой, „солдат“, сбежал из своего стеклянного дома, но его поймали и вернули назад. „Доктор“ пытался перегрызть себе вены. После этих событий, имевших некий криминальный характер, граф уничтожил всех „духов“ и стал замаливать грехи…»

«Почему я читаю эту хрень?»

Женя решительно встал: книга упала на диван, опустевшая бутылка нырнула через подлокотник, глухо, обиженно стукнула о ламинат. Глаза слипались. Спать, спать.

Он провалился в одеяло, как только упал на кровать, и глубже – в пульсирующую мглу.

Аня смотрела на лаз, она вздрогнула, когда он взял ее за руку. Две сломленные фигуры перед черным горизонтальным коридором, которым ушли клювастые тени. Его холодные пальцы просили о помощи, защите – о чем угодно, что могло соврать, подарить иллюзию выбора.

Их ждали.

– С тобой куда угодно, – сказала она бесцветным голосом.

Он открыл глаза и долго лежал неподвижно, понимая, что он в своей спальне, на не стиранной уже несколько недель простыне, но не в силах избавиться от ощущения, что на него кто-то навалился. Разлагающееся зловонное тело.

Сердце увесисто билось.

«У любого кошмара есть источник», – прочитал он в одной из одолженных у магазина книжек.

Настырно бренчал телефон. Звонок разбудил его, избавил от кошмара, но казался не спасителем, а продолжением чего-то темного и болотистого.

– Да? – резко сказал он в трубку.

– Самохин! Женька! Спал, что ли?

– Кто это? – Женя узнал и не узнал голос.

– Ну ты, брат, наглец!

– Тимка? – почувствовав слабость в ногах, Женя сел.

– А кто ж еще? Ладно, крестный папа, спишем на похмелье.

– Кто? Крестный?

– Как и договаривались, слово друга закон, – тепло подтвердил Тимка. – Правда, пока не официальный крестный, но это мы скоро исправим. В следующую субботу! Ну созвонимся еще, скажу где да как. Бывай, рад был услышать!

– Пока…

Женя сбросил вызов, положил трубку между ног и остался сидеть на прохладных досках пола, привалившись спиной к шкафу.

Тимка, крестины, веселый голос Ани на заднем плане…

Он не видел друга год. Даже почти не думал о Тимке, и это было странно. Это было… жутко. Воспоминания о последней встрече – их словно вытравили кислотой. Тогда что-то произошло, что-то нехорошее, неправильное, непоправимое. Что?

Иногда он пытался искать подсказки в кошмарах. В этом было не больше здравого рассудка, чем в книгах, которые он брал с рабочего места и надкусывал хмельными вечерами. Чаще всего ему снилась Аня и заваленный хламом чердак. В удушливых сновидениях являлся и Тимка, он неподвижно лежал на полу и улыбался черным, в диких узорах лицом. В лакунах кошмаров прятались и другие: наблюдали из оперения мрака, костно щелкали клювами, пялились выклеванными глазами.

Но больше всего Женю пугала именно Аня. Сценарий снов не повторялся. Был ли вообще сценарий у этой черной патоки с запахом подгоревшего безумия? В кошмарных нырках они занимались любовью – нет, трахались, она его трахала, извивалась на костлявых бедрах, вжимала его лицо в свои холодные, покрытые мелкими шрамами груди, прогрызала щеки бессвязным шепотом. В другой раз заставляла выпить какую-то красноватую жидкость: вливала в него силой, и он глотал, захлебываясь. Или просто сидела напротив, а в ее руках мелькали серебряные искры.