Елена Щетинина - 13 ведьм (сборник)

Женя развернулся и ринулся к двери.

«Э-э, нет… – вот что ответил бы Рэй, и Тимка бы ответил, – лихорадочно думал он. – А я бы, вторя шумерскому богу Гозеру, сказал: тогда умри!»

Умри. Умер.

Женя задохнулся: тогда, на чердаке…

Тимка умер.

Он выскочил из гостиной и едва не сбил с ног Аню.

– Уходишь? – холодно спросила она. Отстранилась, коснулась молочной кистью высокого, под стать «египетской» шеи, воротника, будто выискивая пульс.

Девушка, которую он когда-то любил. Демоница, которая жила в его кошмарах. Женщина, которую он не знал и не хотел знать.

– Ты… ты… – запинаясь, выдавил он, не в силах справиться с ужасными образами; сознание то распахивалось, то захлопывалось, как алчная пасть, – там… в бутылке… а Тимка…

– Заткнись, – с нажимом прошептала Аня, приблизившись; ему показалось, что ее радужки увеличились и потемнели, а скулы заострились под бескровной кожей. – Если попробуешь все испортить, я выковыряю твои яички и скормлю их Пастушку.

Он заткнулся. Чувствовал ее властные пальцы у себя на руке, ее чернильную волю, тошнотворную, опасную, лютую.

– Я тебя провожу.

На пороге он обернулся, глянул через раздраженное плечо Ани.

В конце коридора стоял похожий на Тимку мужчина. Он улыбался, словно извиняясь. Внушительный, мускулистый, мягколицый чужак с красной меткой – глотающая свой хвост змея – на шее. Подкидыш тьмы, противоестественное создание… Что оно помнит, сколько в нем осталось от настоящего Тимки?..

– Прочь, – прошипела в ухо Аня. – Увидимся через год. Подаришь Владику большую белую птицу.

Он споткнулся на ступенях, едва не упал и под взрывы хохота из беседки засеменил по плитам дорожки. Скрипнула калитка, колюче прошелся по коже ветер, вздыбились вдалеке карьерные насыпи. Куртка осталась в доме, но Женя заспешил по гравейке, не оглядываясь, не пытаясь осмыслить.

На пригорке достал телефон – вызвать такси, сбежать, забыть. И пока на горизонте не появилось и не стало расти желтое пятнышко, шел, шел, шел…

Его провожал вороний крик.

Трудно поверить, но было время, когда в Питере (правильнее сказать – в Ленинграде) не существовало ночных магазинов. Мало того, ларьков – и тех не было. Как и реклам, как и горящих во тьме вывесок. Да и тьма-то была – так, серой мутью, схожей по цвету с милицейской шинелью, особенно в период белых ночей. Редкий автомобиль пронзал пустынные улицы, а по тротуарам если кто и брел, то единичный пугливый прохожий, но никак, Боже упаси, не покупатель.

Стоял тысяча девятьсот восемьдесят первый год от Рождества Христова. Шестьдесят четвертый от Великого Октября. Еще живы были оба Ильича – и тот, который вечно живой, и тот, которому остался год. Горбачев только-только переведен в члены Политбюро ЦК КПСС, а Ельцин всего лишь избран членом ЦК. Мастер спорта по дзюдо Путин заканчивал Высшую школу КГБ № 1…

Высокоидейное, правильное и вполне уютное прошлое.

Два молодых человека, вывалившихся из Волошинской больницы, были самыми натуральными покупателями, несмотря на ночное время. Несмотря на свои несколько странные одежды: халаты и фартуки. Встав на углу проспекта Майорова и улицы Декабристов, они останавливали такси и задавали водителям простой вопрос:

– Гондоны [1] Искаженное «condoms», а вовсе не бранное слово, о чем наша цензура вечно забывает. есть?

Гондонов не было. Была водка. Редко – пиво. О чем водители и сообщали незадачливым клиентам. Таксисты – они ведь что? Они не могут обеспечить все потребности советских людей, поэтому сосредотачиваются на главной. Водка – в любом количестве, а за презервативами, мужики, – в аптеку…

Насчет аптеки он зря пошутил. Учитывая, что молодые люди были выпивши, да и вышли они не столько из больницы, сколько из больничного морга, то есть юмор понимали скверно.

– Шурик, я ему щас в хайло! – орал один, дергая дверь автомобиля «Волга» со стороны пассажира и пытаясь просунуть в щель ногу; второй, чуть более трезвый, его оттаскивал. Таксист молча держал дверцу и одновременно ставил рукоятку на скорость, чтобы рвануть отсюда на фиг.

– Менты, – вдруг сказал второй.

Первый машинально отпустил руки. «Волга» с ревом умчалась. На углу притормозил желто-синий милицейский РАФ [2] РАФ – продукция завода «Рижская автофабрика». Рига – это в Латвии. Латвия – где-то на западе. . ПМГ, передвижная милицейская группа, – примерно то же, что ныне именуют ППС.

Вылез, зевая и потягиваясь, несвежий милиционер.

– Вытрезвитель заказывали? – спросил он, принюхавшись.

– Да мы в рот не брали, командир, – сказал второй из молодых людей, тот, которого звали Шуриком. Первый возмутился:

– Я у него просто спросил – резинку продашь? Просто спросил! А он? Я, говорит, тебе не аптека. Не аптека он!!!

– Заткнись, Кощей, – дернул его товарищ, осознававший реальность чуть лучше.

– Откуда вы такие хорошие? – поинтересовался милиционер.

– Из морга, – показал Шурик себе за спину. – Работаем тут.

Помолчали.

– Значит, резинка нужна?

– Да, но не жвачка.

– А девочка? – улыбнулся милиционер. – В комплекте?

– Что – девочка?

– Могу предложить. – Он кивнул на фургон. – Мировая девочка. Через час приедем, заберем. Пятерка с носа.

Это предлагалось вполне серьезно, однако у молодых людей были другие планы.

– Не, нам бы только резинку.

– Зачем презерватив без девочки? – удивился страж порядка.

– Труп отодрать.

Тот заржал. Погрозил пальцем:

– Черный юмор! Понимаю…

Милиционер сходил к машине и вернулся с упаковкой, похожей на пулеметную ленту.

– Сколько вам?

– Пару.

Днем в аптеках презервативы стоили четыре копейки штука. У неожиданного продавца – полтинник. За две штуки – рубль. Хорошая наценка.

– Привет подружкам, – сказал милиционер на прощание, и РАФ отчалил.

Ничего, кроме спирта, в моргах не пьют, Эдик еще месяц назад предупредил об этом пацанов. Ни коньяк, ни вино, ни водка здесь – нет, не идут. И правда не шли: во-первых, выблевывались непонятно почему, во-вторых, совершенно не пьянили. Только медицинский спирт действовал как надо. Причем неразбавленный. Вот такая странность.

С другой стороны, Шурику с Кощеем все равно было, что пить, тем паче этанол в танатологическое отделение давали в неограниченном количестве. Пятилитровая бутыль на ночь всегда оставалась.

Эдик – это их наставник, типа куратор. Был он в морге кем-то вроде косметолога и парикмахера, гримировавшего трупы. За неимением других вариантов, зав. танатологическим отделением именно его прикрепил к новичкам.