Эрика Свайлер - Книга домыслов

Когда все закончилось, они лежали без сил на постели, словно в люльке, окруженные дощечками лохани. Эвангелина проводила острым ноготком вдоль его ключицы. Как хорошо, что у людей, как и у домов, есть каркасы, и эти каркасы могут быть очень красивыми. То, что они сделали, Вилли Абен хотел сделать с ней. Если бы она тогда не заговорила с Вилли, так никогда бы и не встретилась с человеком, рядом с которым сейчас лежала. Я убийца . Когда она задрожала, его рука крепче ее обняла. Убийца, которая делит ложе со львом . Эвангелина улыбнулась и прижалась щекой к небольшой впадине, образовавшейся между его плечом и грудью.

Амос лежал без сна до тех пор, пока забрезживший рассвет не стал пробиваться в щели под занавесом. Он мог бы поклясться, что его кожа до сих пор пылает в тех местах, где она к ней прикасалась. Наслаждение было столь сильным, что заглушало все иные ощущения… Почти… Он улыбнулся, глядя на волосы девушки. Никогда прежде Амос не испытывал такого удовольствия от жизни. Он нашел способ общаться.

18 июля

– И сколько времени это займет?

На другом конце линии Кэт Каннинг прихлебнула чайку.

– От нескольких месяцев до года. К тому же надо будет заручиться согласием комитетов по землеустройству и зонированию. Вы же знаете, как в нашем городе дела делаются.

Она могла бы мне этого и не говорить.

– Медленно.

– А еще следует сделать оценку воздействия на окружающую среду.

– Лишние траты, – сказал я, прикладывая телефон к другому уху.

– Я хочу быть с вами предельно честной: Историческое общество может помочь с межеванием, но столько денег, сколько вам надо, у нас просто нет. Сейчас, помимо меня, в обществе работают лишь волонтеры – Бетти и Лес. Лучше вам взять кредит.

– Спасибо, Кэт. Извините, что отнял у вас время.

– Желаю всего наилучшего. У Тимоти был очень красивый дом.

Да, был. Я отложил в сторону телефон, пребывая в еще более удрученном состоянии духа, чем десять минут назад.

Энола вошла в гостиную. Она втирала себе в волосы какой-то гель, после которого пряди торчали на голове сосульками. Мы собирались на ужин к Мак-Эвоям. Я предложил ресторан, но Алиса сказала, что ее отец об этом и слышать не хочет. Она сообщила эту новость вчера, когда в «Дубах» жаловалась мне на свою судьбу.

– Папа мне сказал, что сто лет не видел Энолу и будет нехорошо, если ее здесь не угостят настоящим семейным ужином. Он разве потрудился спросить у мамы, чего она хочет? Нет. Он просто решил, что она должна встать за плиту и готовить.

– Вслед за Энолой приехал ее парень. – Глотнув ржаного виски, я поморщился.

Что ни говори, а этот виски обжигал.

Алиса вздохнула.

– Ладно, договорились. А что он за человек? Надеюсь, он немного отвлечет отца.

– От чего?

Алиса приподняла брови.

– Мама говорит, что ей удобнее на половину восьмого. Подойдет?

Я закрутил кончик ее косы вокруг своего пальца и слегка дернул.

– Семь тридцать – то, что нужно.

Когда мы расставались, Алиса сказала:

– Без тебя на работе как-то непривычно.

Запоздалое соображение.

Фрэнк захочет поговорить о доме и Пелевском, а рискует узнать, что безработный сосед спит с его дочерью и крайне нуждается в четверти миллиона долларов.

Мы с сестрой ждали, пока Дойл брился. Энола машинально выковыряла кусочек набивки из кресла и бросила его на одну из моих рубашек. Я так давно не видел сестру, что произошедшие с ней внешние изменения представлялись мне просто чудовищными, начиная с ее прически и заканчивая худобой. Меня пугало ее погружение в транс во время гадания и раздражал парень, приехавший вслед за ней. Когда я прошлым вечером вернулся домой, Энола гадала, а Дойл в это время мирно храпел в ее постели. Нет, эти карты не марсельская колода и не колода Уэйта. Они другие, однако я уже где-то видел похожие рисунки. Я постарался отвлечь сестру, но Энола была слишком поглощена тем, что делала.

– Энола! С тобой все в порядке?

Она выковыряла еще один маленький кусочек поролона.

– Да. А с тобой?

– Могу я тебя кое о чем спросить?

– Нет… Но говори, раз уж начал.

– Твои карты на вид очень старые. В моей книге… Черчварри кое-что знает о присланном им журнале. Он говорит, что приобрел его вместе с другими книгами на аукционе. Но… Между журналом и этими картами есть нечто общее: они такие же ветхие и старинные. Мне интересно, откуда они у тебя.

– Может, он просто не хочет все тебе рассказать, – пробурчала себе под нос сестра. – Карты мамины.

Те самые карты, которые мама держала в руках, когда отец умолял ее остановиться.

– Я не знал, что папа их тебе передал.

– Не он, а Фрэнк.

Сестра продолжала методично потрошить кресло.

– А как они у него оказались?

– Лучше сам у него спроси. Он отдал мне карты незадолго до моего отъезда.

Словом «отъезд» Энола назвала бегство от меня.

– Когда мне следует ждать, что в доме будет вонять так, что не продохнешь?

– Что?

– Ты ведь сжигаешь шалфей, «очищаешь» дымом свои карты?

Сестра закатила глаза.

– Это называется окуривание. Окуривать надо не каждый раз.

– Но все равно придется.

– Это не рабочая, а моя личная колода. Карты впитывают энергию людей и старинных зданий. Ты разговариваешь с картами, и они тебе отвечают. Эти карты я не очищаю, потому что только я с ними разговариваю.

– И о чем ты с ними разговариваешь?

«Беседы» сестры с мамиными картами меня сильно беспокоили.

– О тебе, – улыбнувшись по-акульи, ответила Энола.

Из ванной вышел свежевыбритый Дойл. Хотя лучше он от этого не стал, мне все же удалось заметить под слоями татуировок некий намек на симпатичного молодого человека со Среднего Запада.

– Эй! Мы уже готовы? – спросил Дойл.

Он беспокойно вертел головой – так, словно чувствовал, что чего-то здесь не хватает.

– А как же! – воскликнула Энола и, подскочив к парню, громко чмокнула его в область уха.

– Ты предупредила их, что приведешь меня с собой? – спросил Дойл. – Их следовало бы предупредить.

– О чем? Мак-Эвои – приятные люди, – сказала моя сестра.

Он перевел взгляд на меня. Его челюсть озабоченно задвигалась, а вместе с ней задергались щупальца.

– Многих людей пугают татуировки.

Я представил, о чем Фрэнку придется услышать сегодня вечером, и произнес:

– Уверен, что с этим проблем не будет.

Я последовал за ними по гравийной дорожке. Мы пересекли улицу и подошли к дому Мак-Эвоев. Крыша из крашенного в белый цвет гонта. Ограда из штакетника. Недавно выкрашенное крыльцо. На медной табличке значится, что дом был построен неким Сэмюелем Л. Вабашем в 1763 году. Во дворе я увидел качели, которые помогал сооружать для Алисы мой отец.

– Похоже на дом моей мамы, – заметил Дойл, высовывая кончик языка из уголка рта.