Маркус Хайц - Ритуал

Анатолий Прокофьев, коренной петербуржец и управляющий владениями Кастеллей в России, ждал его в зале прилета. Для русского он был нетипичен: невысокий, черноволосый, с тонкими усиками, эспаньолкой и улыбкой такой обаятельной, что ей позавидовал бы и француз. Открывая рот, этот хрупкий человечек изумлял незнакомых глубоким басом, словно шедшим из недр земли.

— Примите мои искренние соболезнования, герр фон Кастелл, — в знак приветствия сказал он, подавая ему руку. В карих глазах Эрик прочел одну лишь искренность. — Это тяжкая утрата.

Эрик кивнул.

— Спасибо. У вас есть для меня новости?

Он решил покончить с соболезнованиями, чтобы не думать снова о смерти отца.

Анатолий шел рядом. По-видимому, он, как и остальные, кто знал фон Кастеллей, считал, что отец с сыном возглавляют какую-то преступную организацию, ведь как иначе объяснить богатство, оружие и частные раны. Эрик не пытался развеять их домыслы, ведь так он избегал ненужных расспросов. Дурная слава и аура человека, способного на все, гарантировали, что информация будет доставлена быстро, а нужные двери распахнутся. Особенно в России.

— Ничего, что не сообщили бы уже средства массовой информации. За исключением того обстоятельства, что речь идет не о тупом клинке или толстой игле, а о…

— Зубах.

— Откуда вы знаете?

Они уже вышли из здания аэропорта и теперь направлялись к просторной парковке, где их ждал «порше кайен». Это была не та машина, какую Эрик оставил в Германии, однако той же модели и точно с такой же комплектацией. Единственное отличие заключалась в том, что эта была удивительно чистой. Остановившись, Эрик опустил сумку на асфальт. Взгляд светло-карих глаз скользнул по полировке. Так вот как выглядит «кайен» под слоем грязи!

— Вы его помыли, Анатолий?

— По забывчивости, — извинился управляющий. — И отполировал.

— Еще и отполировали. Чего ради?

— Так грязь лучше налипает. — Анатолий сел на пассажирское сиденье. — В городе слишком много грязи, герр фон Кастелл. В ней завязнет даже внедорожник.

Эрик тихо рассмеялся.

— Какая предусмотрительность, дорогой Анатолий.

Сев за руль, он завел мотор.

Улицы Петербурга требовали большего нахальства, чем дорожное движение в Германцу, и правом преимущественного проезда пользовался тот, чья машина была шире, сильнее, быстрее. Во времена коммунизма, как заметил дорогой Анатолий, все было иначе. Если не считать немногих партийных бонз, никто тогда не посмел бы афишировать свое богатство, красуясь роскошными авто. Открытые границы, новообретенное благосостояние, новое богатство. Откровенная бесцеремонность. Через приспущенное оконное стекло доносилось тихое шуршание снежной слякоти, которую колеса бросали на днище машины.

— Что вы смогли узнать о зубах?

— Они были очень длинные и очень острые. В челюстях, которые могли бы их выдержать, давления больше, чем у дога. — Если Анатолия и удивлял такой интерес к диким подробностям убийства, то он не подал вида. Он давно уже отучил себя задавать вопросы. Слишком уж хорошо платила семья. — По данным судмедэкспертов, в ранах нашли человеческую слюну, а также короткие темно-рыжие волоски, возможно, собачьи.

Темно-рыжие. Смутное подозрение превратилось почти в уверенность.

— Это первая смерть?

— Как вы и попросили, я занялся нераскрытыми делами за последние три месяца. Ничего. — Показав маленькой «шкоде», которая пыталась его обогнать, большой палец, он беспорядочно обругал водителя.

— Анатолий?!

— Прошу прощения. Я знаю этого идиота. Он должен мне пять тысяч, — пояснил Анатолий. — И в раскрытых смертях по городу я тоже ничего не нашел. Но есть сообщения о нападениях волков, и четыре из них, возможно, подойдут. Все произошли за пределами города, в труднодоступных местностях и были списаны на нападения бешеных зверей. Все жертвы — молодые мужчины, чье исчезновение было замечено не сразу.

Эрик сменил полосу и едва не столкнулся с медленным белым «мерседесом», который отреагировал яростным миганием фар. Его мысли были слишком заняты переменой в повадках твари, которая вдруг убила в центре города, — явно, чтобы привлечь внимание. Обычно оборотни убивали без лишнего шума. Лишь так они могли беспрепятственно преследовать свои цели. Некоторые из них были большими шишками в организованной преступности, другие предпочитали заниматься политикой. Только малая часть довольствовалась существованием без влияния и власти.

По всей видимости, цель этого показательного убийства была в том, чтобы привлечь охотника и заманить его в лопушку. Оставалось неясным, расставлена ли ловушка именно на него. Вполне возможно, твари поджидают кого-то другого. Так или иначе, Эрик не знал, сколько еще существует охотников помимо его семьи, помимо него.

— Что-нибудь про Фова? — спросил он Анатолия.

— Нет никакой информации. Во всяком случае, в Петербурге он как будто не оперирует.

Эрик свернул во двор владения Кастеллей в Петербурге, под колесами заскрипел снег. Фары погасли, потом он выключил мотор. Снова он приехал на принадлежащую его семье виллу и снова не ощущал себя вернувшимся домой. Молча вошел в здание в стиле модерн из лучшей эпохи города и побрел вверх по лестнице. Почему-то чувствовал себя не слишком бодрым и отдохнувшим.

— Спасибо, Анатолий, — сказал он, почти поднявшись на второй этаж. — Можете идти домой. Когда мне что-то понадобится, я вам позвоню.

Кивнув, управляющий исчез за дверью.

Пахло… пахло детством. Остановившись, Эрик даже удивился, насколько запахи виллы в Мюнхене походили на те, что витали во внушительном российском особняке: мастикой для паркета, старым сухим деревом, толикой пыли. Аромат воспоминаний, глубоко въевшийся в стены.

Он увидел, как к нему выходит отец, как крепкая рука с широким шрамом гладит его по голове.

— Папа… ах, папа, — грустно пробормотал он и переступил порог комнаты, которую приготовил для него Анатолий.

Бросив сумку на диван, Эрик стянул с себя одежду и гоним пошел по теплому, согретому огнем в каминах дому.

Он уже четырнадцать лет тут не был. Дрожа от возбуждения, Эрик спустился в подвал и вошел в темный коридор со многими дверями. За первой находилась лаборатория, за второй — арсенал, за третьей… Он остановился перед ней, его пальцы сжались на ручке, и в то же мгновение он мысленно услышал крики матери. Зажмурившись, Эрик толкнул дверь. Он знал, что за комната находится за ней. Дня нее не существовало особого названия, это было всего лишь выложенное кафелем помещение. В нем находились цепи из нержавеющей стали, они свисали с потолка и по стенам. Эрик почти ощущал, как от движения воздуха, легкого сквозняка, возникшего, когда он толкнул дверь, они, закачавшись взад-вперед, зазвякали.