Михаил Ладыгин - Дочь вампира

Я решил начать с записок. Одна оказалась написанной по-французски, неизвестным мне энергичным почерком. Вторая — на русском языке от Насти. Разумеется, я начал именно с неё.

«Милый, милый Алексей Станиславович! — писала мне дочь вампира. — У нас с Катей всё очень хорошо. Но мне до сих пор очень не хватает вас, вашего свирепого обаяния, жестокого сарказма и обольстительных комплиментов. Первые дни я часто плакала, жалея, что не приняла вашего предложения выйти за вас замуж. Но вы ведь предлагали мне свою руку в шутку? Если даже и не так, никогда не говорите мне об этом, иначе я снова разревусь. Я очень, очень, очень вам благодарна. Простите мне мои колкости и ту несправедливость, которые могли вас обидеть. От мысли, что мне предстояло остаться на болотовском погосте, я просто прихожу в ужас. А Катенька? Неужели её ждала участь Груни? Вы спасли нас. Мы никогда не забудем об этом. Не забуду я и ваших замечательных зверей. Передавайте им привет.

Ваша (увы, уже не ваша) Настя.

Я отложил записку и закурил трубку. Образ очаровательной девушки стоял перед моим мысленным взором. Жалел ли я о том, что не попытался добиться руки Насти? Нет. Ничего хорошего из нашего брака не могло получиться. Мы оба слишком эгоистичны, слишком сильны, чтобы любовь не перешла в ненависть. Вечная пикировка и борьба за право жить так, как хочется, вот что ждало нас. А дети? От этой мысли я просто похолодел. Мне тут же представились отпрыски капитана Блинова, хозяйничающие в моём доме. Нет, нет и нет…

Но что-то всё-таки томило моё сердце, навевая грёзы о лёгком флирте, изящной дружбе, игривой переписке… Наверное, Настя останется в моей душе небольшой, но время от времени напоминающей о себе занозой.

Я выбил трубку и взял коробочку. Найдя почти незаметный механизм замка, я нажал слегка выступающий с краю стерженёк. Крышка откинулась. Моему взору предстал мужской перстень с большим кроваво-красным рубином. Перстень был старинной работы. Его изготовила рука большого мастера, чувствующего металл и любящего камень. Одно лишь смутило меня. В центре безупречно огранённого рубина виднелось небольшое пятнышко. Бракованные камни не вставляют в такую оправу или же при огранке стремятся скрыть изъян.

Я взял лупу и с восхищением обнаружил, что «пятнышко» оказалось вмонтированным в камень миниатюрным изображением летучей мыши. Да и сам перстень при внимательном рассмотрении оказался летучей мышью, сомкнувшей за спиной развёрнутые крылья и широко распахнувшей кровавую пасть — рубин, зажатый четырьмя острыми клыками.

Передо мной лежало чудо ювелирного искусства.

Раскрыв вторую записку, я прочитал следующее послание:

«Уважаемый господин Кутасов!

Не знаю, смею ли я называть Вас графом (по моим сведениям, Вы имеете полное право носить титул, некогда принадлежавший одному из Ваших достойных предков), но мне весьма приятно обращаться к Вам как к человеку моего круга…»

При мысли о принадлежности к «кругу» автора послания меня слегка передёрнуло.

«Спешу выразить Вам мою глубочайшую признательность за то участие, которое Вы приняли в судьбе моих дочерей. Поверьте, я, как никто другой, способен по достоинству оценить совершённое Вами. Хочу заверить Вас, что понимая искренность и известную закономерность предубеждения Вас против моей персоны, тем не менее испытываю к Вам чувство глубокого расположения. Отныне я Ваш должник, и Вы можете рассчитывать на меня, если у Вас возникает потребность в какой-либо специфической услуге или в информации, находящейся в моём распоряжении. Я доверяю суждениям Анастасии, а она даёт Вам более чем лестные характеристики и, кажется, до сих пор слегка увлечена Вами. Во всяком случае, ведя светскую жизнь (в дневное время, что должно Вас успокоить), она не нашла никого, кто мог бы встать в её представлениях рядом с Вами. У меня есть и собственные источники информации. Мне весьма лестно, что я оказался должником человека достойного, отвечающего моим очень строгим меркам…»

Тут меня ещё раз покоробило. Соответствовать «меркам» вампира-рецидивиста — это уже слишком! Я, должно быть, действительно очень плохой человек по «меркам» людским.

«Не исключаю возможности более близкого знакомства с Вами или установления между нами отношений как деловых, так и дружеских. Чтобы у Вас не возникло сомнений в недвусмысленности сказанного, посылаю Вам артефакт, значение которого Вы как специалист сумеете оценить по достоинству. Это не знак принадлежности к моему сообществу, но «охранная грамота». Вы можете проверить и убедиться в том, что этот артефакт обладает собственной силой. Он делает неуязвимым своего владельца при покушении на него любого, подчёркиваю, любого члена моего сообщества в любой стране и при любых обстоятельствах. Согласитесь, нельзя представить более веского доказательства моего к Вам доверия и расположения. Ваши же доказательства — мои дочери. Что же ещё нужно нам, чтобы отбросить лицемерие и, не отказываясь от признания объективных разногласий, вызванных, если угодно, чисто физиологическими различиями, поддерживать нормальные, ровные отношения?

Позволю себе напомнить Вам, что так уж устроен наш мир. В нём мужчина и женщина вынуждены смирять свои сущности, чтобы жить вместе, несмотря на свою полную противоположность. Сосуществуют отрицающие друг друга религии, философские системы и социальные сообщества. Мне думается, что в основе большинства конфликтов лежит страх. Стоит избавиться от страха — и сразу же возникают предпосылки для плодотворного диалога. Вот почему, посылая Вам означенный артефакт, я прилагаю в конце своего послания адреса и телефоны, по которым Вы без труда сможете установить прямой и непосредственный контакт как со мной, так и с моей дочерью.

Ещё раз выражаю Вам свою признательность и оставляю за собой право надеяться на личное знакомство в ближайшее (для Вас, разумеется, ибо для меня оно особого значения не имеет) время.

В конце письма действительно значились адреса и телефоны, указывающие на города по всей Европе.

Повертев в руках перстень, я надел его на палец и сразу же почувствовал, что всё сказанное о нём в письме графа — чистая правда. Перстень обладал колоссальной магической силой. Имей я его прежде, путешествие в Болотово оказалось бы лёгкой прогулкой. Но вот кем бы я тогда вернулся оттуда? Всё это требовало серьёзных размышлений. Мне предстояло ещё не раз обратиться к письму графа, чтобы осмыслить всё сказанное им, чтобы определить своё истинное отношение к тому, что пока вызывало у меня лишь отвращение и профессиональную настороженность. В одном граф был прав: страх и предубеждение — плохие советчики в момент принятия важных решений. Сегодня же наиболее ценная информация, извлечённая мною из письма, указывала на то, что и милая моему сердцу Настя пока ещё не приняла окончательного решения. Сообщение о «дневном» характере её светской жизни порадовало и успокоило меня.