Мария Введенская - Пределы неоднозначности

– Понятней некуда… – та затянулась и затушила окурок в хрустальной пепельнице. – Осталось понять – по какой. Вряд ли, чтобы записывать чудеса.

– Ах да, я же забыла, что ты у нас коллекционер! – Дороти уставилась на нее усталыми пустыми глазами. – Записала хоть что-нибудь?

– Ни слова. – Чарли свесила голову с парапета. – Мы так весело проводили время, что я и не вспомнила о блокноте.

– Может, это и есть чудо?

Чарли округлила глаза, и, улыбаясь, пожала плечами. Эта идея словно обескуражила её своей вероятностью. Они замолчали на некоторое время, вглядываясь в облака. Похоже, сегодня за первые две недели польет дождь. Может даже, будет гроза….

– Я думаю, тебе стоит спросить у него. – вдруг сказала Дороти, затушив сигарету. – О том, почему ты здесь.

– Ой не знаю… – отмахнулась Чарли, покачав головой. – Он с такой охотой отвечает на мои вопросы, что я даже боюсь спрашивать. Да и потом, как я найду его?

– Он сам найдет тебя.

Та пожала плечами, скептически глядя на лес, подернутый дымкой, и на стремительно темнеющее небо.

– Интересно, кто он? – сказала Чарли пустоте, но ответила ей Дороти.

– Если честно, то до вчерашнего вечера я думала, что это Бог…

– Привет! – раздалось откуда-то справа.

Чарли и Дороти испуганно обернулись, увидев Дейзи, стоящую на своем балконе номера триста восемь. Она сверлила Дороти взглядом, по которому нельзя было точно понять, слышала она их разговор или нет. Во всяком случае, пауза оказалась поистине театральной.

– А мы с Миси вас ищем и думаем, где это вы. А вот, значит, где! О чем болтаете?

– Да ни о чем особенном. – спешно отозвалась Дороти. – Так… вышли покурить.

– По-моему, мы собирались на почту.

– Да-да, иду.

Дейзи нехотя ушла с балкона.

– Кстати, я разговаривала с ней этим утром… – шепотом поведала Дороти. – Она знает о Кейси Парсон ровно столько, сколько и я. И она не врет. – Дороти затушила сигарету, бросив напоследок. – Не наша Дейзи к ней приходила.

Чарли с сожалением кивнула, всерьез решив отправиться в лес и брести вперед, пока не найдет кострище или не заплутает. В конце концов, Кай не даст ей умереть – она ведь нужна ему для чего-то, так? Но случилось непредвиденное….

Откуда-то снизу раздался оглушительный беспомощный крик. Чарли выбежала пулей из номера, увидев, как закрываются двери лифта с Дороти и Дейзи, которые выглядели встревоженными и растерянными. Чтобы не ждать, она бросилась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступени. Пожалуй, кроме нее в этом городе больше никто не мог себе этого позволить.

Ещё раз вскрикнули. Появились и другие голоса – оханья и всхлипы. Где-то на первом этаже произошло нечто плохое. Это было ясно, как день. Выскочив из коридора, Чарли увидела небольшое, но растущее столпотворение в лобби и побежала туда. Где-то сзади остановился лифт, выпуская Дороти и Дейзи, которые, насколько им позволяли силы, поспешили в самую гущу. Испуганные мужчины и женщины обступили стеной один из диванов. Чарли протиснулась вперед, и первой, кого она увидела, оказалась Миси, стоящая на коленях и отчаянно рыдающая. Это она кричала. Что может быть хуже, чем плачущий пожилой человек. В этом всегда столько безнадеги и жалости, что разрывается сердце.

– Миси! – выкрикнула Чарли, пытаясь дотронуться до ее плеча, перегнувшись через спинку дивана, которая была единственным препятствием между ними, и вдруг в ужасе отдернула руку….

На диване лежал безымянный иранец, который почему-то больше не казался огромным, и слепо таращился на собравшихся. Его черная ветровка сплошь промокла, но не вызывало никаких сомнений, что эти растекшиеся пятна – кровь. Хотя бы потому, что вся песочная обивка дивана оказалась перемазана в кирпичного цвета разводах. А под накинутой на плечи курткой ничего не было. Впалую грудь, покрытую слипшимися от крови седыми волосами, и дряблый живот изуродовали короткие глубокие порезы, а местами зияли дыры, как будто в тело втыкали спицы. Вокруг пупка краснели два ожога. И синяки… синяки повсюду размером с кулак. Багровые синюшные пятна, кровоподтеки. А на плече – той части, что не скрывалась под курткой – и вовсе был срезан пласт кожи, словно погон, из-под которого струилась кровь, как глазурь на торте. Голые ноги, прискорбно торчавшие из под подштанников, насквозь пропитанных красным, слегка подрагивали. Такое впечатление, что они попали в миксер – изорванная обугленная местами кожа свисала дряхлыми обоями.

– Господи, да позовите же вы врача! – где-то сзади крикнула Дороти.

Роберт, стоявший недалеко от нее, мигнул своими блеклыми, ничего не понимающими глазами, словно выходя из глубокого транса, и поспешил к регистрационной стойке, где набрал номер.

Глаза иранца слепо таращились по сторонам, а рот приоткрылся, выпуская на диван порцию кровавой слюны. От виска вниз по скуле, захватывая правый глаз, чернел огромный синяк. Губы были разбиты настолько, что он едва мог шевелить ими.

– Ради всего святого, что случилось?! – спросила ошарашенная Дейзи у Миси.

– Я не знаю… – всхлипнула та. – Он вошел в отель и рухнул на диван. Я в это время разговаривала с Робертом.

Губы иранца дрогнули, и с них сорвался какой-то булькающий глухой звук.

– Тише! – крикнула Чарли. – Он пытается что-то сказать.

– Он же не говорит по… – начала, было, Дейзи.

– Тише! – та наклонилась к нему ближе почти к самому носу и напрягла все свои механизмы восприятия. У нее даже вена на лбу вздулась.

Захлебываясь кровью и слезами, иранец произнес всего два слова на очень плохом английском и в сопровождении всех этих хрипов и свистов, но Чарли сумела разобрать. Он сказал: «Меня пытали».

– Кто? – проскрежетала та, но иранец больше ничего не сказал.

Может, не знал слов. Может, не смог сформулировать предложение. В любом случае через пятнадцать минут он уже был на пути туда, откуда не возвращаются. На этом долгом захватывающем пути… прямо на песочного цвета диване, ожидая, когда два престарелых врача уложат его на носилки и унесут в лазарет.

Всё это время Чарли, Дороти, Дейзи и Миси стояли у дальней стены, словно ожидая расстрела. Надо же, совсем недавно они стояли вот за этим же самым углом у стены и оседали со смеху, пока Черити пыталась выудить у иранца какую-нибудь вещицу. Вон его комната под номером сто одиннадцать….

– Что он сказал тебе? – блекло спросила Дороти. – Он ведь сказал тебе что-то, так?

– Только то, что его пытали. – также блекло ответила Чарли.

Та протерла нижние веки указательными пальцами.

– Ну это и так ясно. Понять бы кто.

– Из города не могли. – пробурчала Дейзи.

– Значит, его поймали, когда он делал свою работу в последний раз.