Наталья Тимошенко - Избранница

Для конкурсантов и их телохранителей отвели второй ряд сидений, сразу за жюри, сплошь состоящего из мужчин-вампиров клана Шереметьевых. Тихо скользнув на свое место, Виолетта исподтишка вытащила смартфон с выведенным на экран текстом.

Проблема заключалась в том, что она почти не понимала того, о чем собиралась рассказывать. Более того, она даже не знала, что еще несколько веков назад женщины не имели прав и во всем подчинялись мужчинам, считаясь едва ли не людьми второго сорта. Более или менее понятной ей была лишь часть с признанием прав за вампирами. По крайней мере, это они проходили в школе, да и до сих пор по телевизору иногда проскальзывал материал о том, что в какой-то стране нарушаются их права. Поэтому она пыталась хотя бы просто зазубрить материал, особо не вдумываясь в то, о чем будет говорить.

Тем временем тринадцатая конкурсантка закончила свое выступление, получив за него весьма вялые аплодисменты, и Михал Забранский объявил номер предпоследней девушки, подготовившей танец на шесте.

– Очередная курица-гриль, – ухмыльнулся один из вампиров, сидевший прямо перед Виолеттой.

– И уже на вертеле, – хмыкнул его сосед, – так бы и съел.

Оба тихо и неприятно рассмеялись.

Виолетта как раз дочитала свою речь и повернулась к Марте.

– У меня не получится, – со слезами в голосе прошептала она.

– Еще как получится, – возразила Марта с уверенностью, которую не испытывала. Она знала, что у ее подопечной прекрасная память. Прекрасная, но довольно короткая, поэтому текст она ей приготовила заведомо небольшой, отчасти поверхностный. Так было больше шансов, что Виолетта его усвоит и воспроизведет, ничего не напутав и не пропустив. – Главное, говори спокойно, не части, если что-то забыла – пропускай предложение целиком, это легко будет списать на волнение. Твоя задача выглядеть уверенно и искренне. С этим ты ведь справишься?

Виолетта кивнула, хотя как раз уверенности у нее на лице и не было. Все же она танцевала с самого детства, сколько себя помнила. У нее дома в гостиной стоял специальный стеллаж для кубков и грамот, которые она получала на разных конкурсах. В своем танце она была уверена, а вот в речи на остросоциальную тему – не очень.

И все же она не имела права опозориться, не могла проиграть. Она обещала выиграть, и она это сделает. Глубоко вдохнув и задержав дыхание на несколько секунд, она кивнула.

– Но лучше бы танец, – само собой вырвалось у нее.

– О, черт! – Марта внезапно подскочила, осознав, что попросила Забранского лишь передвинуть Виолетту в очереди, но ничего не сказала ему о новом выступлении, а ведь он объявлял не только имя конкурсантки, но и ее номер. – Так, чего сидим, эта укротительница шеста уже заканчивает, тебе надо подниматься на сцену.

И она потащила Виолетту за собой к кулисам, однако пока они обходили сцену и поднимались по лесенке, девушка успела закончить выступление, а Забранский – выйти на сцену. Марте пришлось ловить первого попавшегося ассистента, который даже через переводчик понимал с пятого на десятое, и торопливо писать ему на клочке бумажки послание для распорядителя.

Забранский тем временем уже поблагодарил конкурсантку и напомнил жюри ее имя, чтобы они смогли проставить оценку в своих планшетах.

Когда зал снова успокоился и приготовился к выступлению последней девушки (читай, осознал, что свобода уже близко), а Забранский заглянул в планшет и объявил ее имя, к нему, почему-то пригибаясь, как будто от этого стал менее заметен, подбежал ассистент и сунул в руки записку Марты. Забранский быстро прочел ее, и его брови сами собой поползли вверх, а на лице появилось выражение крайнего недоумения.

– Виолетта Ремешева с… разговором о естественных правах, – он перевел вопросительный взгляд на стоявшую за кулисами Марту.

Та развела руками, давая понять, что она тут совершенно ни при чем, еще и на Виолетту кивнула, делая вид, что ребенок сам так решил, узнав об испорченном платье. Для кого была эта пантомима, Марта и сама не понимала. Едва ли Забранский снял бы Виолетту с конкурса только за то, что она экстренно сменила номер по подсказке телохранителя.

Тем временем сам Забранский направился за кулисы, а Виолетта – к краю сцены. В зале послышались шепотки и смех уже отдыхающих после выступления соперниц. Марте удалось разглядеть, что Аврора изображает на потеху остальным крайнюю степень испуга и отвращения от вида Виолетты.

На лицах жюри плотоядные улыбки сменились удивлением, смешанным с непониманием. Они скользили по Виолетте взглядами, а потом вопросительно смотрели друг на друга.

Когда Виолетта подошла к микрофону и заговорила, голос ее звучал так спокойно и уверенно, как будто она готовила этот номер по меньшей мере недели две, а не всего полтора часа.

– Вы, наверное, уже удивлены моим видом, господа, – начала она, – и на самом деле я тоже готовила танец, но затем задумалась: для чего? Что вам скажет обо мне мое трехминутное выступление в шикарном платье, коих вы видели сегодня уже больше десятка и наверняка перестали отличать друг от друга? Ведь главный приз в этом конкурсе – выйти замуж за Александра Шереметьева, то есть стать членом вашей семьи. И мне кажется, вы должны знать не то, насколько красиво я двигаюсь под музыку, а то, что у меня в голове, мои мысли и взгляды, чтобы оценить, буду ли я достойна носить вашу фамилию.

Второй ряд, на котором сидели конкурсантки, еще хихикал и шушукался, а на лицах вампиров из жюри уже отразился неподдельный интерес, хотя некоторые из них только скептически оскалились, но, по крайней мере, Виолетта завладела их безраздельным вниманием. Марта смотрела на все это, нервно закусив внутреннюю часть губы, и переживала, как ей казалось, больше, чем на экзаменах перед выпуском из школы телохранителей.

– Когда некоторые мои знакомые узнали, что я собираюсь участвовать в этом конкурсе, они крутили пальцем у виска, – продолжала тем временем Виолетта, окончательно успокоившись. – И я задумалась над тем, что нынче представляет собой наше общество, как далеко мы продвинулись в своем развитии. Я сейчас говорю не о машиностроении или освоении космоса, я говорю о нашей повседневной жизни, наших взглядах. Когда-то высшее образование женщин было дикостью. Когда-то право выбирать себе спутника жизни, занятие по вкусу, даже удобную одежду считалось скандалом. До тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года даже в некоторых развитых странах браки между людьми с разным цветом кожи приравнивались к межвидовым. Мы преодолели эти предрассудки и сейчас смеемся над ними, не замечая, что новые предрассудки довлеют над нашим восприятием действительности.