Борис Левандовский - Хэллоуин

А потом она увидела, что может различить в предрассветных сумерках его лицо. Он по-прежнему улыбался. Так, словно мечтал о чем-то приятном.

– Мне снился ужасный сон, – сказала Жанна.

– Да? – отозвался Анджей, продолжая улыбаться.

– Будто последние три года я жила совсем иначе. Без тебя.

– Тогда это действительно был очень плохой сон.

– Мне было так страшно… и одиноко.

Они долго лежали без слов, потому что слова казались лишними, а солнце медленно заполняло их мир.

– Я где-то читала, что наша жизнь – это сон, который мы видим в другой жизни. И наоборот. Странно, правда? Я знаю, что сплю, но этот сон мне нравится куда больше. Мне не хочется просыпаться обратно, я не хочу возвращаться туда…

Анджей повернулся и поцеловал ее в висок:

– Оставайся.

– Ты ведь больше не уйдешь от меня? – Жанна увидела маленькое родимое пятно у него на щеке. Странно, но она никогда его раньше не замечала. – Откуда это? – Она легко прикоснулась к нему губами.

Анджей таинственно улыбнулся.

– Какая большая. Почему я… Анджик, она растет ! Господи, Андж… – Жанна отстранилась.

– Разве в этом есть что-то странное? – сказал Анджей, все так же улыбаясь. – Посмотри сюда, – и он отбросил одеяло в сторону.

Через мгновение Жанне в нос ударила мощная волна запаха гари. Ей показалось, она задохнется в ней. Взгляду открылись обугленные останки человеческого тела. Жанна медленно подняла глаза выше, на подушку…

Этот сон ей вовсе не снится.

Анджей по-прежнему улыбался.

Жанна не думала, что когда-нибудь вернется в этот дом.

Но она снова была здесь и уже во второй раз пересекала неухоженный двор с пустующей собачьей конурой и тянущими к тяжелому небу голые ветви яблонями; а впереди было крыльцо, по которому ей предстояло подняться, чтобы войти в прихожую, откуда видна комната словно из городской квартиры со странной аркой, заполненной вязкими тенями даже днем. И так же, как вчера, ее обогнала гротескно худая грязная курица и забилась под крыльцом.

На стук в дверь ей никто не ответил. Тогда Жанна, сделав над собой усилие, взялась за ручку и толкнула вперед. Страх, который гнал ее сюда, был сильнее того, что она испытывала перед новой встречей с Эммой.

Дверь поддалась, и Жанна вошла. Комната пустовала. Значит, хозяйка была занята какими-то делами вне дома. Жанне вспомнился сон, и ее охватило чувство полнейшего дежавю. Она быстро оторвала взгляд от темной арки в стене и поспешила вернуться в прихожую, размышляя, что делать дальше – оставаться ждать внутри или выйти во двор. Вряд ли бы ей достало решимости приехать сюда в третий раз. Она предпочла остаться в доме.

Идя через коридор в кухню, Жанна думала, что похожа на воровку, и безотчетно старалась ступать как можно тише. Еще она вспомнила о том, что примерно через двадцать минут ей надлежало бы оказаться в совершенно ином месте. Что ж, похоже, рекрутинговой компании придется подыскать своим клиентам другую кандидатуру. Сожалею, господа.

Заходя в кухню, Жанна уловила, как где-то в доме скребется мышь. Маленькая любимая мышка тетушки Эммы. Мышка… На фоне кухонного окна Жанна увидела ее – ровно день назад похотливо тискавшую ее грудь, знавшую то, что знать было невозможно, и почти наверняка имевшую отношение к кошмару, преследовавшему ее всю ночь.

Эмма стояла в сюрреалистической позе, будто начала падать, но была внезапно застигнута моментальным снимком, остановившим время.

После сумрака прихожей оконный свет сперва заслепил Жанне глаза, поэтому она не сразу увидела, что Эмму удерживает тонкая бельевая веревка, петлей накинутая на шею и тянувшаяся к прогнутому карнизу. Руки Эммы безвольно свисали вдоль туловища, слегка отклоняясь вперед, ноги были подогнуты. Веревка глубоко врезалась в распухшую шею, которая приобрела багрово-синюшный оттенок. Глаза были закрыты, но Эмма еще дышала – грудь едва заметно вздымалась.

В следующую секунду Жанна с внезапной ясностью поняла, что здесь произошло: собираясь повеситься, Эмма переоценила прочность карниза и теперь зависла в этом полупридушенном состоянии, медленно умирая от ослабленного притока крови к мозгу и нехватки кислорода. Если бы она сильнее подогнула ноги, то сила натяжения была бы тут же восстановлена гибкостью карниза.

Возможно, Эмма уже не раз пыталась это сделать, но оказалась в препаскуднейшей ловушке, которую создала собственными руками и которая гарантировала ей мучительную тягучую смерть. Похоже, и отступить у нее не оставалось больше сил.

Это понимание вызвало у Жанны одновременно и ужас, и приступ отвратительного утробного смеха.

Эмма шевельнулась и открыла глаза. На короткий миг в них отразилось узнавание. Жанну передернуло. Эмма издала череду тусклых переливистых сипов, будто в горле у нее застряла сломанная губная гармоника, пытаясь что-то сказать.

Только тут Жанна сообразила подхватить ее (испытывая мгновенное отвращение от этого прикосновения), дотянуться одной рукой до кухонного столика, где лежал небольшой нож, и перерезать веревку.

Она опустила Эмму на пол; лицо той моментально покраснело, будто ошпаренное кипятком, – кровь, наконец, устремилась к голове, как вода, заполняющая пересохшие каналы. Жанна увидела, что на лбу и верхней части лица Эммы проступили багровые пятна, ставшие заметными лишь сейчас, – они выделялись даже на красном фоне ее кожи и причудливо складывались в отпечаток большой узкой ладони.

Эмма продолжала шевелить губами, ее дыхание стало несколько свободнее, хотя и резало слух ржавым скрипом дверных навесов. Она вдруг зашлась кашлем, и изо рта полетели огромные сгустки крови, шлепаясь на пол вокруг ее головы.

Лихорадочно соображая, Жанна минуту стояла над ней, пока не услышала снизу:

– Он ушел…

Жанна наклонилась, перебарывая отвращение.

– …ушел… – сказала Эмма. Снова кашлянула и умерла.

Закрыв ей глаза, Жанна вышла во двор.

Уже по дороге в город, сидя в электричке, Жанна попыталась припомнить, видел ли кто-нибудь, как она выходила из дома Эммы (рано или поздно тело обнаружат, а потом кто-то обязательно удивится, как это трупу удалось перерезать веревку и аккуратно улечься на пол: «А если все было немного иначе, ребята?»), но обнаружила, что это ее очень мало занимает.

Она думала о красном отпечатке ладони на лице Эммы.

Выйдя на конечной остановке, Жанна за несколько минут преодолела расстояние, отделявшие ее от здания главного вокзала, и купила билет на вечерний поезд в Киев. Уехать к матери и пожить у нее какое-то время казалось единственным разумным выходом. Мать, конечно, вряд ли будет рада ее приезду, если учесть их неровные отношения в последние годы, но на пару недель передышки можно рассчитывать. А дальше – покажет время.