Александр Пелевин - Здесь живу только я

— Сделайте что-нибудь, заберите меня отсюда, помогите, — прошептал Петр и сел на пол. – Пожалуйста. Мне очень страшно. Мне очень плохо. Я не знаю, как я оказался здесь. Я хочу выбраться отсюда. Я хочу домой. Я опоздал на работу. Мне очень плохо. Заберите меня. Пожалуйста. Помогите.

Старик приближался, понимающе кивая головой.

— Успокойтесь, — сказал он. – Все будет хорошо. Все, что вы чувствуете, происходит только в вашей голове. Ваш страх идет изнутри. Боитесь не вы: боится ваше сознание. Оно пытается заставить бояться и вас. Но вы сильнее. Я знаю.

Слова не помогали.

Смородину стало еще страшнее, чем раньше.

Он закрыл лицо руками и завалился на пол в позе эмбриона. Все его тело сотрясала дрожь, не хватало воздуха, сердце готово было разорвать грудную клетку.

Шаги старика приближались. Когда они перестали звучать, Смородин ощутил на своих волосах морщинистую руку.

— Не бойтесь ничего, — сказал старик. – Мы с вами очень похожи. Знаете, моя жена говорила: «В непонятной ситуации ложитесь спать». И могу сказать, что это один из лучших советов, которые я когда-либо слышал. Постарайтесь уснуть. Это поможет.

И Петр уснул.

***

Четверо в черных комбинезонах шли по разрушенной улице города.

Они видели догорающие руины домов, чьи окна раскрыли в агонии черные рты; низко свисающие над головой провода, что уцепились за поваленные телеграфные столбы; перевернутые автомобили, которые раскидало взрывной волной, точно обрывки газет на ветру. А еще они видели небо — хоть им и запретили смотреть на него — оно было матово-желтым, грязным от смога и настолько тяжелым, что казалось, будто оно начинается прямо над головой и на его пыльной желтизне можно рисовать пальцем. Из-под ног вздымался в воздух серый пепел, от которого еще больше затруднялось дыхание.

— И все-таки почему они послали сюда именно нас? — спросил Первый.

— Боятся потерь, — пояснил Второй. — Нас послали сюда для того же, для чего отправляют животных в космос.

Третий пнул ногой невовремя подвернувшийся обломок кирпича и сказал:

— Блокада продолжалась тридцать лет. Еще три месяца этот город непрерывно бомбили. Здесь никого не осталось в живых: чего же они боятся?

— Не знаю, — сказал Второй. — Вспомни, что первая разведгруппа так и не вернулась. Это необычный город. Здесь живут необычные люди.

— Жили, — уточнил Четвертый.

Второй ничего не ответил, только поправил винтовку за плечом.

— Здесь нет никого, — продолжал Четвертый. — Все они сдохли от голода и бомбежек. Мы одни в этом городе. А первая группа просто заблудилась. Или наткнулась на невзорвавшуюся бомбу. Или на них обрушился дом.

— Небо здесь странное, — сказал Первый. — Никогда не видел такого низкого неба. Почему фон Трауберг сказал, что на него нельзя смотреть?

— Лейтенант — умнейший человек, — сказал Второй. — Если он говорит, что на небо не стоит смотреть, значит, это имеет под собой какие-то основания.

Первый остановился и высоко задрал голову.

— Красивое, — сказал он после недолгого молчания. — И тяжелое.

— Не надо останавливаться, — упрекнул его Четвертый. — Идем дальше.

Они свернули в узкий переулок и увидели разбитый трамвай, сошедший с рельс и завалившийся набок поперек дороги. Обогнув трамвай, они вскоре вышли к месту, которое, скорее всего, было сквером. Симметрично высаженные деревья теперь царапали обугленными пальцами небо, а посреди сквера стоял пересохший фонтан, расколотый надвое.

— Наверное, здесь было красиво, — сказал Третий.

— Да, — кивнул Второй. — Странно, что до сих пор мы не нашли ни одного трупа. Это беспокоит меня.

— Я говорю, все они мертвы, — сказал Четвертый. — Возможно, от многих не осталось даже тел. А те, что остались, завалены обломками.

— Странно, — сказал Первый. — Минут десять назад небо казалось выше.

— Здесь слишком много пыли, — ответил Четвертый. — И перестань смотреть на это чертово небо!

Они пошли дальше и через несколько минут вышли на набережную реки; в ней текла грязно-коричневая вода, кое-где вспенившаяся. По её поверхности плавал самый разнообразный мусор. Поодаль стоял разрушенный мост, а на другом берегу еще горели здания.

— Мы почти у центра, — сказал Второй. — Нам надо как-то перебраться на другой берег. Пойдем искать неразрушенный мост.

— Ага, найдешь его, как же, — усмехнулся Четвертый. — Пора поворачивать обратно. Основное задание мы выполнили, а следов предыдущей группы не нашли.

— Нет, — возразил Второй. — Мы должны дойти до центра.

— Второй прав, — сказал Третий. — Задание еще не выполнено.

— А небо стало еще ниже, — медленно проговорил вдруг Первый.

Все обернулись на него: тот стоял, задрав голову. Небо действительно казалось еще ближе, еще темнее и плотнее.

Первый поднял руку над головой, и пальцы его вдруг уперлись в нечто твердое, липкое и горячее. Зрачки его расширились: он провел пальцами по этой массе, а затем посмотрел на руку. На подушечках пальцев осталась желтоватая грязь.

— Господи, — сказал он.

Все четверо подняли головы вверх и дотронулись руками до неба. На ощупь оно было пыльным и шершавым.

— Что это такое, черт возьми? — ошарашено выдохнул Четвертый.

Третий молча сглотнул слюну. Второй снял с плеча винтовку и недоверчиво потрогал небо штыком: тот заскрежетал по его поверхности.

— Оно становится еще ниже, — сказал Четвертый. — Смотрите, я уже могу трогать его всей ладонью, а еще минуту назад — только кончиками пальцев.

— Господи, — повторил Первый.

— Без паники, — сказал Второй. — Давайте выбираться отсюда. И побыстрее.

Они быстро зашагали обратно.

Когда они миновали переулок и свернули на ту самую улицу, по которой шли раньше, небо опустилось еще ниже: теперь им приходилось идти, пригнув головы.

— Быстрее, мать вашу! — закричал Четвертый.

Они побежали изо всех сил.

Трауберг был прав, думал Первый, это место — настоящий ад. И зачем только я смотрел на это небо! Оно такое грязное, такое липкое, такое шершавое... Черт!

Он споткнулся и упал лицом в асфальт. Подняться в полный рост он уже не смог: пришлось согнуться в поясе.

Остальных Первый уже не видел. Теперь была только едкая серая пыль, которая забивалась в глаза, когда он упал на четвереньки, а затем распластался по земле ничком.

В этой серой пыли Первый увидел еле заметное сияние маленькой красной звезды; она валялась на земле прямо перед его глазами. Тяжело дыша, из последних сил он подполз к ней поближе.

И когда он, зажмурив веки, крепко прижался к ней щекой, небо раздавило всех четверых.

***

Кто-то с силой хлопал по щекам.

Петр открыл глаза.

— Слава Богу! – услышал он.

Лицо женщины, склонившейся над ним, было круглым и раскрасневшимся от беспокойства. Она хлопала его по щекам и пыталась поднести к носу пузырек нашатырного спирта: Петр отворачивал лицо, но ему все же пришлось вдохнуть.