Брэм Стокер - Логово белого червя

Несмотря на уверения отца о вере в проницательность генерала, я увидела, как отец при этих словах бросил на него взгляд, отмеченный сомнением в здравости его рассудка.

К счастью, генерал этого не заметил. Он угрюмо и одновременно с любопытством разглядывал открывающиеся перед нами лесистые склоны холмов.

— Вы едете к руинам Карнштейна? — спросил он, — Да, удачное совпадение. Знаете, я как раз собирался попросить, чтобы вы отвезли меня туда. Я хотел бы их осмотреть, потому что у меня там есть особый объект для изучения. Это развалины часовни, а рядом с ней — множество склепов представителей того угасшего рода.

— Так они для вас весьма… интересны? — спросил отец. — Надеюсь, вы подумываете о том, чтобы заявить свои права на титул и поместье?

Отец произнёс это весело, но генерал не поддержал его смех и даже не улыбнулся в ответ, что стало бы проявлением вежливости после дружеской шутки. Напротив, еще более помрачнев, он возбужденно заговорил о том, что породило его гнев и ужас.

— Как раз наоборот, — буркнул он. — Я намереваюсь выкопать кое-кого из представителей сего прекрасного семейства. И провести там, с Божьего благословения, священную церемонию, которая избавит нашу землю от неких монстров и позволит честным людям спокойно спать, не опасаясь нападения убийц. Мне надо поведать вам кое-что странное, дорогой друг. Такое, что я сам два месяца назад счел бы невероятным.

Отец вновь взглянул на него, но на сей раз не подозрительно, а с интересом и тревогой.

— Род Карнштейнов давно прекратил существование, уже не менее ста лет, — проговорил отец, — Моя дражайшая супруга была потомком Карнштейнов по материнской линии, но их фамилия и титул уже давным-давно ничего не означают. Замок их превратился в развалины, и даже деревня заброшена; вот уже лет пятьдесят как из труб там не поднимается дымок, и ни у одного дома не уцелела крыша.

— Истинно так. После нашей последней встречи я многое про них узнал, причем такое, что удивит вас.

Но лучше рассказать все по порядку, — решил генерал. — Вы видели мою подопечную — мое приемное дитя, как я ее называл. Не было на свете существа прелестнее ее, а всего три месяца назад и более цветущего.

— Да, бедняжка! Она была воистину прелестна, когда я видел ее в последний раз, — подтвердил отец. — Даже передать не могу, как я был потрясен и опечален известием о ее смерти, мой дорогой друг. И прекрасно понимаю, каким ударом это оказалось для вас.

Он взял генерала за руку и пожал ее. В глазах старого солдата блеснули слезы, которые он и не пытался скрыть.

— Мы с вами очень старые друзья, — сказал генерал. — И я знаю, как вы сочувствуете мне, бездетному. Племянница же стала частью моей души и отплатила за заботу привязанностью, которая наполнила мой дом радостью, а мою жизнь — счастьем. Но все это уже в прошлом. И пусть мне недолго осталось ходить по этой земле, но я надеюсь, что Господь смилостивится и позволит мне перед смертью оказать человечеству услугу и обрушить гнев небес на демонов, погубивших мое бедное дитя в расцвете ее надежд и красоты!

— Вы только что сказали, что хотите рассказать все по порядку, — напомнил отец, — Молю вас, начните, и заверяю, что торопит меня не простое любопытство.

К тому времени мы доехали до места где дорога на Дарнстолл, по которой приехал генерал, образовывала развилку с дорогой на Карнштейн.

— Далеко ли еще до руин? — спросил генерал, нетерпеливо глядя вперед.

— Примерно пол-лиги, — ответил отец, — Умоляю, начните же обещанный рассказ.

— Охотно, — сказал генерал и после короткой паузы, во время которой он собирался с мыслями, начал одно из самых странных повествований, какие мне доводилось слышать.

Мое дражайшее дитя с великим удовольствием ждало поездки к вашей очаровательной дочери, на которую вы столь любезно согласились, — Тут генерал вежливо, но печально поклонился мне. — Но тем временем мы получили приглашение от моего старого друга графа Карлсфелда, чей замок находится примерно в шести лигах по другую сторону от Карнштейна. То было приглашение на празднество, которое, как вы помните, он устраивал в честь своего блистательного гостя, великого князя Чарльза.

— Да, помню. И полагаю, оно было весьма пышным, — заметил отец.

— Достойным принца! Но тогда его гостеприимство было воистину королевским. Точно у него имелась лампа Алладина. А в ту ночь, с которой моя печаль берет отсчет, был устроен величественный бал-маскарад. Деревья вокруг замка украсили разноцветными фонариками. Фейерверки оказались такими, каких наверняка не видели даже в Париже. И такая музыка — вы ведь знаете, что музыка моя слабость, — такая восхитительная музыка! Наверное, там были лучший инструментальный оркестр в мире и лучшие певцы, приглашенные со всех великих опер Европы. Бродя по фантастически освещенным окрестностям залитого лунным светом замка, из длинных рядов окон которого струился розовый свет, вы внезапно слышали чарующие голоса из какой-нибудь рощи или из лодки на озере. Оглядываясь и вслушиваясь, я словно погружался в романтизм и поэзию своей молодости.

Когда отсняли фейерверки и начался бал, мы вернулись в изысканно обставленные комнаты, открытые для танцоров. Бал-маскарад, как вы знаете, есть прекраснейшее зрелище, но столь блистательного спектакля мне никогда не доводилось видеть.

Публика собралась весьма аристократическая, и мне казалось, что среди собравшихся я — единственный «никто».

Мое дорогое дитя выглядело очаровательно. Маски на ней не было, а ее возбуждение и восторг добавляли неописуемую прелесть ее и без того прелестным чертам. Я заметил юную леди, величественно одетую, но в маске. Она, как мне показалось, наблюдала за моей подопечной с чрезвычайным интересом. Я увидел ее сперва в большом зале среди танцующих, а затем, несколько минут спустя, снова возле нас на террасе под окнами замка, где она, прогуливаясь, занималась тем же. Ее сопровождала богато и пышно одетая дама, тоже в маске и с аристократической внешностью и поведением. Если бы на юной леди не было маски, то я, разумеется, смог бы увереннее определить, действительно ли она наблюдает за моей драгоценной подопечной. Теперь я уверен, что так оно и было.

С террасы мы перешли в один из салонов. Мое бедное дорогое дитя отдыхало после танцев на одном из стульев возле двери; я стоял рядом. К нам подошли обе упомянутые дамы, и молодая села рядом с моей подопечной, а ее спутница встала рядом со мной и некоторое время негромко о чем-то разговаривала с девушкой.

Воспользовавшись привилегией, которую ей давала маска, дама вскоре повернулась ко мне и, тоном старой приятельницы назвав меня по имени, начала разговор, который весьма разжег мое любопытство. Она упоминала многие места, где мы встречались — при дворе и в аристократических домах. Она ссылалась на мелкие происшествия, о которых я уже давно и вспоминать перестал, но которые, как я тогда обнаружил, лишь затаились где-то в уголках памяти, ибо ее прикосновение их мгновенно оживляло.