Мария Корелли - Вампир — граф Дракула

Профессор вынул ключ из кармана, открыл склеп и движением руки пригласил меня войти первым. Мне стало жутко. Сырой могильный воздух окутал нас. Фон Гельсинг зажег свечу. Слабый свет озарил склеп: сырые стены, покрытые кое-где паутиной, венки завядших цветов, тусклые серебряные орнаменты гробов — все это составляло неприглядную картину…

Удостоверившись, что перед нами действительно гроб Луси, фон Гельсинг достал отвертку и принялся выворачивать винты из крышки гроба.

— Что вы делаете? — спросил я.

— Открываю гроб, как видите. Я хочу убедить вас в правильности своих слов.

Я схватил его руку. Мне казалось, что он совершает святотатство.

— Оставьте, — сказал он и, вывернув последний винт, снял крышку.

Со дня смерти Луси прошла уже неделя, и я, предвидя ужасное зрелище, сделал шаг к двери. Голос профессора остановил меня.

— Взгляните, — шепнул он.

Я приблизился к гробу… Он был пуст! Это так поразило меня, что я не знал, что сказать.

— Ну что, Джон? — невозмутимо произнес фон Гельсинг, — теперь вы верите?

Я заупрямился.

— Я верю, что тело Луси не находится в гробу, но это лишь доказательство одного…

— Чего, мой друг?

— Того, что его здесь нет.

— Логично. Но как вы объясните исчезновение тела?

— Кто-нибудь похитил его, — предположил я, сознавая, что говорю глупость.

— Ну, что же, — вздохнул профессор, — я представлю вам еще одно доказательство.

Опустив крышку на гроб, он убрал отвертку, потушил свечу, и мы вышли из склепа. Фон Гельсинг запер дверь и протянул мне ключ.

— Возьмите, — сказал он, — а то, чего доброго, вы еще подумаете, что это я выкрал труп.

Я натянуто рассмеялся.

— Ключ — не доказательство. Его можно подделать.

Пожав плечами, профессор положил ключ себе в карман.

— Побудем здесь немного, вы сами все увидите, — предложил он. — Только разделимся: вы будете наблюдать за склепом, а я пойду к воротам.

Я последовал его указаниям и расположился под большой ивой. Вскоре фон Гельсинг пропал из виду. Время тянулось медленно. Мною овладело чувство бесконечной тоски. Часы пробили двенадцать, потом час, два. Профессор не возвращался. Я был страшно утомлен и начинал злиться, что согласился на его предложение.

Внезапно между деревьями, на довольно большом расстоянии от склепа, я заметил какую-то белую тень. Одновременно с противоположной стороны кладбища появилась темная фигура. Я встал и, спотыкаясь о решетки могил, двинулся ей навстречу. Где-то далеко запел первый петух. Белая тень, принимая человеческие очертания, направлялась к склепу. Неожиданно она исчезла. Послышался шорох, я обернулся. Передо мной стоял профессор, держа на руках спящего ребенка. Он указал на ребенка и спросил:

— Вы удовлетворены, надеюсь?

— Нет, — ответил я, как мне самому показалось, довольно грубо.

— Разве вы не видите ребенка?

— Вижу, но кто принес его сюда?

Не отвечая, фон Гельсинг передал мне ребенка, зажег спичку и осмотрел его шею. Никаких ранок не было.

— Разве я не прав? — воскликнул я.

— Слава Богу, я подоспел вовремя, — вздохнул профессор с облегчением.

Пришлось решать, что делать с ребенком. Если сдать его в участок, придется объяснять, как он оказался у нас, а это крайне нежелательно. Мы решили оставить его на улице и подождать прихода полисмена. Услышав приближающиеся шаги, мы скрылись между деревьями, положив ребенка на скамейку. К счастью, полисмен заметил его и, поколебавшись, забрал с собой. Успокоившись на этот счет, мы направились домой.

Я так взволнован, что не могу спать. Не понимаю, какую цель преследует фон Гельсинг. Он настаивает на том, чтобы я еще раз отправился с ним на кладбище.

27 февраля. Раньше двух часов дня нам не удалось осуществить наш план. Были чьи-то похороны, на кладбище оказалось много народу. Наконец толпа разошлась, и сторож, закрыв ворота, удалился. Время действовать настало. Профессор уверял, что больше часа нам не понадобится. У меня было очень скверно на душе. Что, если кто-нибудь заметит наши странные деяния? Последствия могут быть самые ужасные. Кроме того, я считал желание фон Гельсинга полной бессмыслицей. Как бы ни было дико открыть гроб девушки, умершей неделю назад, зачем открывать его снова, убедившись, что он пуст?

Профессор не обращал внимания на мое неодобрительное молчание. Достав ключ, он открыл склеп и снова пригласил меня войти первым. При дневном свете склеп показался мне еще более мрачным. Фон Гельсинг подошел к гробу Луси, отвинтил крышку и… Я застыл от удивления и ужаса. В гробу лежала Луси!

Она была так же хороша, как в день похорон: ярко-красные налитые губы, на щеках играл легкий румянец. Я не мог поверить, что вижу труп.

— Что это за комедия? — вырвалось у меня.

— Неужели вы и теперь не верите? — спросил профессор. Он слегка раздвинул губы Луси. — Обратите внимание на ее зубы. Видите, как заострились клыки? Вот этими зубами она и ранила детей. Надеюсь, я убедил вас, Джон?

Еще раз мое скептическое упрямство взяло верх.

— Может быть, кто-нибудь принес и положил ее обратно в гроб?

— Но кто же это сделал? — возразил фон Гельсинг. — К тому же не забывайте, что мисс Луси умерла неделю назад. А между тем ни малейших признаков разложения нет.

Я ничего не мог возразить на это. Профессор продолжал осматривать покойницу. Он открыл ей глаза, еще раз тщательно осмотрел зубы. Потом, обернувшись ко мне, сказал:

— Этот случай расходится несколько с другими… Вампир укусил ее, когда она спала сомнамбулическим сном, если хотите, находилась в трансе, сама того не сознавая. Вампир сосал кровь Луси, когда она пребывала в этом состоянии. По народному поверью люди, укушенные вампирами, сами становятся кровопийцами и не могут умереть. Даже похороненные, они по ночам выходят из могил и питаются кровью младенцев. Есть единственный способ избавиться от них: воткнуть кол в сердце… Признаюсь, мне будет жалко убить ее…

Я похолодел, начиная допускать правильность подозрений фон Гельсинга. Но если Луси действительно умерла?…

Профессор взглянул на меня и, увидев мое волнение, воскликнул:

— А, вы верите теперь?

— Я готов поверить, но что вы собираетесь делать?

— Я же сказал, надо воткнуть кол ей в сердце!

Мысль о таком зверстве, совершенном над телом любимой девушки, была мне противна, хотя после того, что рассказал фон Гельсинг, я почувствовал к Луси омерзение.

Последовало довольно долгое молчание. Наконец профессор сказал:

— Если бы я мог действовать исключительно по собственному желанию, я совершил бы это сейчас. Но надо считаться с другими обстоятельствами. Пока еще она ни у кого жизни не отняла, хотя это лишь вопрос времени. Убив Луси, я лишу ее возможности творить зло. Но что мы скажем Артуру? Если вы, Джон, видели на шее мисс Луси ранки и такие же ранки на шее у ребенка в больнице, видели пустой гроб вчера, а сегодня в нем девушку, умершую неделю назад, без признаков тления, с красными губами, и все еще не вполне верите мне, то разве Артур поверит? Он возмутился, когда я не позволил ему поцеловать невесту перед смертью! Да он просто решит, что мисс Луси похоронили заживо, а мы потом убили ее. Поэтому надо обо всем сообщить Артуру и действовать сообща, дабы он убедился в правильности моих подозрений. А теперь, друг мой, возвращайтесь домой, я проведу эту ночь на кладбище. Телеграфируйте Артуру, чтобы завтра в десять часов вечера он был у вас. Пусть захватит и Мориса.