С. Сомтоу - Валентайн

Зазвонил телефон.

— Пусть звонит, — сказала она, целуя Брайена. — Все равно это не наш телефон.

— А ты же вроде бы перевела все звонки сюда.

— Да кто мне будет звонить?

— Я не знаю.

Они опять занялись любовью, но не успели толком начать, как раздался деликатный стук в дверь. И голос Хит:

— Петра... это тебя. Эйнджел Тодд.

В спальне тоже был телефон, и Петра сняла трубку. Вот оно — начало кошмара. Ее сердце забилось так, что казалось, оно сейчас выскочит из груди. Его удары глухо отдавались в висках. Голова неожиданно разболелась. Адвил, интересно, еще остался?

— Петра... мой агент говорит, что мне нужен свой журналист. Вроде как представлять меня в прессе. Через неделю мы выезжаем на съемки. Ты сможешь поехать?

— На съемки?

— Господи, Петра, ты мне нужна. Моя мама... она со мной делает всякие... плохие вещи... у меня мысли все путаются... это нетелефонный разговор, но... но... Господи, ты мне очень нужна.

Джейсон ни разу не говорил ей таких слов.

Брайен сел на постели. Обнял Петру за талию. Взял в ладонь одну грудь и нежно поцеловал. Его щетина слегка оцарапала ей кожу. Петра тихонечко замычала.

— Петра...

Она хотела сказать ему, этому мальчику: «Ты тоже мне нужен — мне нужно знать, что рядом со мной есть ребенок, которому я нужна, который примет мою любовь...»

— Я не знаю, — медленно проговорила она. Это должно было прозвучать как отказ, но ничего у нее не получилось.

— Это из-за того парня, твоего друга... ну, с которым вы рядом сидели вчера на шоу? Пусть он едет с тобой. Я совсем не ревнивый. — Мальчик рассмеялся, но Петра почувствовала, что скрывалось за этим смехом — неуверенность и уязвимость.

— А где будут съемки? — спросила она, просто чтобы хоть что-то сказать. Ей сейчас было о чем подумать и без того. Например, о Брайене и о его священной войне против вампиров. Ей не хотелось бросать Брайена одного, хотя ей до сих пор было трудно поверить в его версию истории о Тимми Валентайне.

— Они хотят снимать в том самом месте, где в последний раз видели Тимми, — сказал Эйнджел. — Они, представляешь, купили весь город. И кстати, задешево — город заброшенный, там никто не живет.

— Целый город?

— Ага. Он называется... — Мальчик на секунду запнулся, припоминая. Но Брайен, который слышал их разговор, успел прошептать его первым. Название города.

• колдунья •

— Узел, — сказала Симона Арлета.

• наплыв •

— Узел? — переспросила леди Хит.

• наплыв •

— Узел, — сказал Эйнджел и повесил трубку.

• мозаика •

Сисси Робинсон, 12 лет:

В следующий раз я его увидела по телевизору, и он был таким... ну, как будто он всю свою жизнь там снимался, на телевидении. Его нереальность, когда он вышел из лифта там, в «Шератоне», — ее больше нет. Теперь он совсем реальный.

Но я по-прежнему его люблю.

Джонатан Бэр, режиссер:

Я глубоко убежден, что метод Станиславского приложим не только к актерской игре, но и к режиссуре тоже. Актеры вживаются в роль, режиссеры — в фильм. Я считаю себя режиссером «по методу Станиславского». Вот почему я решил снимать фильм на месте реальных событий и скупил на корню все, что осталось от города Узел, штат Айдахо. Образно выражаясь, мне хотелось представить нового Тимми Валентайна на обломках старого. Размыть границы между реальностью и иллюзией. Во всяком случае, я так для себя понимаю задачу кино.

Мальчик, которого мы взяли на роль Тимми Валентайна, полностью соответствует моему видению как режиссера. Господи, иногда он такой реальный, что мне даже не по себе. На самом деле мне страшно становится иной раз. Но что остается делать? Надо, как говорится, держаться в струе. Если ты сам не готов к тому, чтобы тебе было страшно, то как можно требовать этого от своих зрителей?

Но не поймите меня неправильно. «Валентайн» задуман не как фильм ужасов. Но жизнь Тимми — страшная. И смерть тоже — страшная. То есть смерть — это уже наш домысел. Никто точно не знает, умер Тимми Валентайн или нет. Но в мире иллюзий, в тех двух часах хрупкой выдуманной реальности, которую нам предстоит воплотить на экране, у нас должна быть завязка, развитие действия, кульминация и развязка. То есть начало, середина и конец. Мне кажется, вам понравится, как мы его убьем. Такая вот горько-сладкая смерть. Очень по-современному. В духе девяностых. Да, в нашей реальности мы смешали все времена. Там будет тонкая восприимчивость шестидесятых, но и цинизм восьмидесятых тоже. Для меня это и значит «в духе девяностых». Да, вам понравится, как он умрет, и вам наверняка захочется, чтобы жизнь могла подражать искусству с безупречной такой точностью. Без сучка и задоринки.

Но, повторюсь, мы не знаем, как все обстоит на самом деле: умер он или нет. Он бесследно исчез после пожара в Узле, штат Айдахо, и больше о нем ничего не известно. Мы послали ему приглашение на премьеру на адрес его агента и на адрес поместья, которым сейчас управляет некто Руди Лидик, старик-поляк — бывший узник Освенцима. Тоже личность загадочная. Нам так и не удалось получить от него ответ, кем он приходится Тимми и почему управляет его поместьем.

Теперь про Эйнджела Тодда. Он как будто создан для этой роли, хотя нам пришлось перекрасить ему волосы и поработать над его простецким акцентом. Но зато теперь их даже родная мать не отличит.

Не то чтобы это о чем-нибудь говорит. Мать Эйнджела почти не выходит из своей валиумной прострации. На самом деле все очень печально. Для мальчика, я имею в виду. Она очень властная женщина. Я бы даже сказал, деспотичная. Этакая миссис Бейтс [61]. Ужасно. Они спят вместе, в одной постели. И это еще далеко не все, есть вещи и поинтереснее, но это не для печати. А то меня еще привлекут за вмешательство в личную жизнь.

Я и так слишком много сказал.

Пи-Джей Галлахер, художник; активист движения в поддержку коренного населения Америки:

Брайен и Петра видели его еще в Лос-Анджелесе, но я увидел его в первый раз уже в Узле. И когда я его увидел, все страхи из детства вернулись. Я сперва не поверил своим глазам. Такая в нем сила.

Я сразу понял, что Эйнджел Тодд — это не просто какой-то мальчик, который выиграл конкурс двойников и получил роль Тимми Валентайна. Я не знаю, как такое возможно, но Тимми как будто проник в него.

И Эйнджел превратился в Тимми Валентайна.

Я знал, что мне никто не поверит, но это — единственное объяснение всему, что случилось потом.