Михаил Строганов - Заклинатель дождя

«Вуду – это честная и справедливая религия, основанная на одержимости духами, которые действуют с верными по принципу «ты мне, я тебе». Поэтому вуду взамен морали предпочитает силу, а вместо умозрительного благолепия – реальную выгоду. Истинного последователя вуду можно назвать бизнесменом, потому что за проводимыми им ритуалами и жертвоприношениями стоит стремление получить то, что он хочет, здесь и сейчас. Хочешь иметь деньги, секс, власть над другими людьми? Тогда обратись к вуду и стань одержимым ЛОА. Или ты все еще надеешься отыскать причину неудач в себе?»

Уже на пороге комнаты Иван столкнулся с возбужденной, заплаканной матерью и выглядывающим из-за ее спины Снеговым в старомодной фетровой шляпе.

– Ванечка! А я… а мы… – запричитала Елизавета Андреевна, бросившись обнимать сына. – Ванечка, что это с тобой?! – Она с ужасом взяла сына за перебинтованные руки. Поворачивала ладони, словно желая увидеть в них все то, что произошло с ним этой страшной, мучительной ночью. – Ванечка, что это?! Раны?!

Иван пожал плечами и почему-то ответил на полном серьезе:

– Это, мама, не раны. Это – стигматы…

Андрей Трунов, с трудом дождавшись, пока старый Илия уйдет в лес за вербой и березовым соком – ангельскими слезками, мигом соскочил с набеленных известью полатей. Открыв мастерски сплетенный дедом берестяной туесок, вытащил оттуда завернутый в чистое полотно кусок свежего ярушника, набросил на плечи старую болоньевую куртку и выскочил из избы.

Ишь, как разыгралося! Прищурившись, Андрей на ходу посмотрел в бескрайнюю лазурную высь. Верно говорит дед, на вербу всегда солнышко в небе ликует!.. Он, отщипнул кусочек от хрустящей верхней корки ярушника и с удовольствием стал жевать ароматный хлеб. Однако, разглазелся по сторонам, поспешать надо!.. Андрей спрятал ярушник за пазухой, чтобы «мамкой пахло», и быстрым шагом направился в сторону Красных казарм, где располагались бывшие общежитские корпуса, а ныне – коммунальные немировские трущобы.

Идти было далеко – почти через весь город, поэтому было время на то, чтобы обдумать, как лучше рассказать Храмову о том, что довелось вчера подслушать на тренировке. Трунова не случайно одноклассники прозвали «Мамонтом»: кроме крупного роста и массивной фигуры, Андрей был слишком добродушным парнем, во всем старающимся избежать насилия и спора. Так что, даже мечтая стать независимым и сильным, Андрей выбрал для себя безобидный гиревой спорт. Местная шпана, приходящая по субботам в школьный спортзал покачаться и попинать «грушу», опасливо посматривала на гиганта, легко жонглирующего пудовыми гирями. Соблазн отличиться, избив «Мамонта», был у каждого, да вот понапрасну рисковать никому не хотелось…

Вчерашним вечером, перед самым закрытием спортзала, Андрей краем уха услышал, как Славка Пустовойтов хвастался своим приятелям, что еще до майских праздников Храмова так подставят, что тот наверняка сядет в тюрягу, или того чище, изувечат так, что он станет инвалидом на всю жизнь.

«Эх, Ваня, Ваня, чего же ты голыми руками в осиное гнездо полез?» – вздыхал Трунов, в глубине души надеясь, что Бог не попустит злу, спасет и сохранит невинного от приготовленных ему страданий.

Андрей не любил и суеверно побаивался Красных казарм, стараясь в эти места не соваться. Как рассказывал дед, в годы гражданской здесь хоронили умерших от эпидемии, сбрасывая людей, как падший скот, в огромные котлованы, а затем, для обеззараживания, засыпали тела негашеной известью. Сорок лет эта земля простояла продуваемым ветрами пустырем. Пожилые люди утверждали, что здесь ничего не росло, и даже прежний лес в этих местах высох на корню и выгорел от случайного пожара.

Однако в конце пятидесятых, в эпоху новой волны воинствующего безбожия, из Перми в Немиров прибыла компетентная комиссия, которая и решила положить конец местным суевериям. Недолго думая, архитекторы разделили пустырь «на клетки», как младшие школьницы при игре в «классики». Бывшее здесь высокое партийное руководство тут же одобрило генеральный план застройки пустующих земель. Вот так молниеносно был придуман новый жилой район на месте бесчисленных братских могил – со строительством общежитий, детского сада и культурно-агитационных площадок, и даже магазина с прилегающей к нему рюмочной. Люди были счастливы: многие не один год ютились по углам у своих родственников или снимали комнаты за высокую плату. В то время в Немиров переезжали охотно: происходило плановое укрупнение окрестных деревень и ликвидация неперспективных, малодворных…

Андрей боялся ходить по этим «красно-казарменным» перекресткам, памятуя слова деда, что «на дорожных раскрестиях черти яйца катают, да бесы в свайку играют». И вот теперь, подходя к перекрестку рядом с домом Ивана, он все-таки замедлил шаг и, суеверно озираясь, спешно перекрестился.

– Только о нечистом подумай, он тут как тут и объявится, – раздался за спиной глумливый голос одноклассника Пустовойтова. – Никак, вчера в спортзале уши погрел, а теперь к Храмову собрался, раз крестишься? А на перекрестках, сам знаешь, вся власть нечистой силе принадлежит!

– Кому какое дело! Где хочу, там и крещусь! – насупился Трунов. – А хожу туда, куда вздумается. Отчетов давать никому не намерен!

– Да ты, Мамонт, вконец опух! – бывший вместе с Пустовойтовым рослый второгодник Потапов нагло уставился в лицо. – Пойдем, по-пацански помахаемся? Кто кого, а? Без палок с гвоздями. Или дедку вначале спросишься, грешно драться или нет?

– Не о чем с вами говорить, – Трунов решительно пошел на перекресток. – И драться с вами не стану. А полезете, так и без махания зашибу!

– Смотри, Колян, да он тебя ниже шавки немировской ставит, – Пустовойтов смачно сплюнул на разбитую асфальтовую дорогу и растер плевок. – Если и дальше так дело пойдет, то он тебя и на бабки поставить сможет. Такое-то брюхо и богатому не прокормить, а он, сирота голозадая, пожрать любит!

– Да ты… Мамонт… лох… – раззадоренный чужими словами, Потапов набросился на Трунова и, обхватив его за руки, повалил на землю.

Пустовойтов выждал, пока борющиеся начнут выбиваться из сил, вынул нож, обернул рукоятку грязной тряпкой и, якобы разнимая их, пырнул Трунова в живот.

Почувствовав, что противник стал слабеть, Потапов вырвался из его могучих объятий и торжествующе принялся молотить кулаками по лицу:

– Что, Мамонт, кишка тонка?! Насмерть зашибу, мурло толстожопое!

– Колян, остановись! Зачем ты ударил его ножом?! – закричал Пустовойтов, стараясь привлечь внимание редких прохожих. – Ты же его и вправду убил!

Глуповатая улыбка на лице Потапова стала таять, а взамен недавнего торжества в глазах вспыхнул страх. Он торопливо слез с побледневшего Трунова и, с ужасом глядя на огромное кровавое пятно на его животе, отчаянно замотал головой: