Константин Николаев - Брачный сезон или Эксперименты с женой

– К какой еще жене? – испугалась загорелая нимфа.

– К старой, больной и сварливой! – едко бросил я. – Ты что, шуток не понимаешь? Думаешь, я и правда из Алабамы? Ну и дура!

Инга недоверчиво смотрела на меня. Потом поднялась, прижав к груди пляжную сумочку.

– Что смотришь? Иди, иди! Поищи американца в другом месте! – Я откинулся навзничь и, дрожа всем телом, стал натягивать штаны.

Девушка попятилась, все еще не веря в крушение своей мечты. Она достала из косметички листок, что-то черкнула и протянула его мне.

– Вот. Протрезвеешь – позвони… – Она подумала и чмокнула меня в заросшую щеку. – Ну пока.

Инга повернулась и легкой походкой ночной феи поплыла прочь. Песок чуть шелестел под ее сандалиями.

– Инга! – хрипло позвал я.

Она обернулась. В темноте не было видно, но, наверное, в ее глазах засветилась надежда.

– Который час? Взметнулась тонкая рука.

– Половина третьего…

– Ночи?!

– Утра, глупенький.

Шаги опять зашелестели и вскоре стихли. По реке проплыла баржа, груженная щебенкой, тишину внезапно разорвал протяжный гудок. Потом и баржа скрылась за поворотом. Я сидел на песке в глухом одиночестве, как первый космонавт, только что высадившийся на Луну, и недоуменно разглядывал две половинки, оставшиеся от очков. Насмотревшись, зашвырнул их подальше в воду, одну за другой. И тут же побежал к реке.

Я долго бродил вдоль берега по колено в воде, пытаясь нащупать ногой осколки. Вдруг завтра кто-нибудь пойдет купаться и напорется на мои очки? – накатил на меня приступ филантропии. Так ничего и не найдя, я вышел на берег и нащупал в песке бутылку. В ней оставалось еще немного водки. Что же теперь делать? Разве что выпить для бодрости. Хуже все равно уже не будет.

Хуже и в самом деле не стало. «Эх, Катька, – неожиданно вспомнил я свою подругу, – почему тебя нет со мной в этот скорбный час?» Домой возвращаться не имело смысла. Мадам Еписеева просто разорвет меня на части. Во-первых, за кулинарию, во-вторых, за долгое отсутствие, а в-третьих, за нетрезвый вид. Нет, лучше об этом пока даже не думать. Время еще будет. Но что мне мешает позвонить сейчас Катьке? Состояние у меня подходящее, храброе. Неужели в ней не шевельнутся остатки доброго отношения? Тимирязьев подло бросил меня на песке. Теперь, кроме Кэт, друзей у меня не осталось.

Я хотел было заплакать, но вовремя остановился. А Хренов? Игорь Хренов? Не он ли советовал мне воспользоваться его услугами и опытом, если я надумаю помириться с мадам Колосовой? Вот это действительно трезвая мысль. Первая за этот затянувшийся первый летний день. Неподалеку в кустах заголосил соловей. Я шикнул, и птаха оборвала брачную песнь. Как-нибудь потом, приятель, без меня! Сейчас – время действовать, а не тратить силы на романтические бредни.

Я огляделся. Мне только казалось, что пустота и одиночество окружают меня со всех сторон. Отнюдь – цивилизация была в двух десятках метров. Сквозь ветки призывно сияло зарешеченное окошечко ночного ларька. Я мигом очутился около него и заглянул внутрь. Там, раскинувшись на сигаретных коробках, спал давешний мордастый парень. Я слегка поскреб стекло и, для верности, погромыхал сеткой. Мордастый недовольно просунул свое лицо в амбразуру.

– Ты что, перекупался? – спросил он сонным голосом. – Добавить хочешь?

– У вас жетончика не будет? Позвонить! – взмолился я.

– Ага! А я-то думаю, что это за гора возвышается там, на пляже? – Он осклабился. – Забыли тебя, да?

– Так есть жетон или нет? – нетерпеливо простонал я.

– Нет. – Парень слегка подобрел. – Тут рядом автомат есть. Наберешь номер, а как ответят, звездаиешь кулаком в девяточку!

– Куда-куда?

– В футбол не играешь?! Ну в левый верхний угол. Я всегда так звоню.

В благодарность я купил у мордастого – теперь я бы назвал его круглолицым – бутылку пива. И побежал искать волшебный телефон. Будка и в самом деле обнаружилась неподалеку. Я дрожащей рукой набрал номер Хренова.

– Три часа ночи, между прочим, – сказал Игорь вместо дежурных «алло» или «да».

Я бухнул кулаком в «девяточку» и заорал:

– Игорь, ты меня слышишь?

– Ни фига себе, – изумился тот, – он еще и кричит.

– Я надумал…

– И что вы там надумали, друг мой?

– Насчет Катьки, помнишь?

Хренов помнил.

– В три часа ночи я, конечно, заявлялся. Но только к очень любимым женщинам. Твоя Кэт очень любимая или не очень?

– Очень, очень! – поспешно согласился я.

– Это, конечно, нелепо, но, знаешь, я тебе помогу.

– Спасибо, старина! Меня все бросили… – проныл я, но педагог-бизнесмен невозмутимо оборвал меня:

– Ладно, начнем каникулы. Только неизвестно, может, твоя Катерина нас и на порог не пустит. Я бы на ее месте не пустил. Надо придумать какую-нибудь легенду. Ты, кстати, откуда звонишь?

– С пляжа.

– Уважаю! Может, ты еще и зимой купаешься? Не только ночью?

– Я не купался, а загорал!

– Вот как… – Игорь помолчал а потом спросил: – У тебя деньги есть?

– Подожди, – я отошел к фонарю и пересчитал наличность. – Есть, – ответил я, вернувшись в будку.

– Бери машину. Где встретимся?

Я назвал Катькин адрес.

– По пути что-нибудь придумаю, – голос Хренова звучал не по-ночному бодро и даже весело.

Продравшись через кустарники, я выбрался на шоссе. Завидев фигуру в майке и тренировочных штанах, водители тотчас выворачивали руль и, обогнув меня, поддавали газу. Раз на десятый мне повезло. Это был мусорщик.

– Мне вообще-то не по пути, – заявил водитель, когда услышал, что мне нужно на другой конец Москвы. – Но… – он выразительно посмотрел на меня.

Я поскреб в кармане и вытащил смятые бумажки.

– Это все, что у меня есть!

Он на глаз оценил сумму и открыл дверь с вмятиной.

– Поехали!

Мусоровоз вырулил во двор мадам Колосовой. В свете фар из-под колес, как зайцы, вынырнула потревоженная влюбленная парочка. Вдалеке показалась знакомая телефонная будка. Давно же я здесь не был!

У будки стоял Хренов и нервно поглядывал на часы. Выглядел он так, будто целое утро готовился к дипломатическому приему. Белоснежная рубашка выглядывала между полами светлого легкого пиджака, из ее ворота чуть высовывался шейный платок непонятного в темноте цвета, в начищенных туфлях отражался свет фар. И этот подбородок! Гладко выскобленный, мужественный. Казалось, что запах лосьона после бритья распространился даже по кабине мусорщика, насквозь пропахшей помойкой. Я потер свои колючки.

– Первый раз вижу, чтобы манекены с витрин сбегали и по дворам разгуливали, – усмехнулся шофер, увидев Хренова, и остановил машину.

Я распахнул помятую дверцу и неловко спрыгнул с высокой подножки, громко хлопнув тапками. Игорь присвистнул и вгляделся в мой облик.