Терри Пратчетт - Пирамиды

Теппик взял маленькую деревянную вилку и покосился на тонкий, как папиросная бумага, белый кусок рыбы. Шеф-повар, ответственный за сквиши, глядел на него внимательно и умиленно, как на младенца, совершающего первые, робкие шаги. Остальные посетители ресторана — тоже.

Теппик осторожно положил в рот кусочек, рыба была солоноватой и на вкус отдавала резиной с легким запахом канализации.

— Нравится? — заботливо спросил Чиддер. Сидящие за соседним столом зааплодировали.

— Специфическое, — согласился Теппик, продолжая жевать. — Что это?

— Глубоководная рыба-шар, — гордо промолвил Чиддер.

— Не бойся, — поспешно добавил он, видя, что Теппик с многозначительным видом отложил вилку — Это совершенно безопасно. Желудок, печень и пищеварительный тракт удалены, вот почему это блюдо столько стоит, оно по силам только первоклассному повару, это лучшее, самое дорогое блюдо и мире, люди посвящают ему поэмы…

— От одного вкуса можно взорваться, — пробормотал Теппик, стараясь держать себя в руках.

Однако рыба, видимо, и впрямь была правильно приготовлена — в противном случае Теппик уже превратился бы в рисунок на обоях. Он осторожно потыкал вилкой мелко нарезанные корешки, изображающие гарнир.

— А после них что бывает?

— Ну, если их неправильно приготовить, то через шесть недель они вступают в реакцию с желудочным соком. Исход — летальный, — сообщил Чиддер. — Ты уж извини. Отмечать так отмечать, вот я и решил заказать все самое дорогое.

— Вижу, вижу, — кивнул Теппик. — Рыба и чипсы для настоящих мужчин.

— А уксус здесь есть? — спросил Артур с набитым ртом. — И немного горохового пюре для полного удовольствия.

Зато вино было хорошее. Не какое-то там невероятное, нет. Не знаменитого коллекционного разлива. Зато теперь стало понятно, почему у Теппика весь день болела голова.

Вино было беспохмельное. На первый взгляд, его друг заказал четыре бутылки самого обыкновенного белого вина. Но стоило оно так дорого потому, что виноград, из которого оно было сделано, еще не успели посадить< Виноград, из которого делают подобное вино, принадлежит к обратнолетнему классу флоры, произрастающей исключительно на волшебных высокогорных полях. Обычное растение сначала нужно посадить — с обратнолетним все происходит наоборот. Хотя обранолетние вино вызывает такое же опьянение, как и любое другое, воздействие его молекул на пищеварительную систему дает необычный эффект, смещающий момент похмелья назад во времени, за несколько часов до того, как вино выпито. Отсюда и поговорка: “Хмель хмелем вышибают” >.

* * *

Свет в Плоском мире движется медленно, неспешно. Он никуда не торопится. Да и куда торопиться? При скорости света все точки в пространстве равны.

Царь Теппицимон XXVII следил, как золотой диск плывет над Краем мира. Журавлиный клин протянулся в тумане над рекой.

“В чем-чем, а в пренебрежении своими обязанностями меня упрекнуть нельзя”, — подумал царь. Никто никогда не объяснял ему, как заставлять солнце всходить, реку — разливаться, пшеницу — расти. Да и кто мог объяснить ему это? В конце концов, это ведь он — бог. Так Теппицимон и жил, отчаянно надеясь, что все в окружающем мире будет происходить само собой. На первый взгляд казалось, что фокус удался. Однако основная беда заключалась в том, что, если все вдруг перестанет происходить, он не сможет ответить, почему так случилось. Его непрестанно посещал один и тот же кошмар: верховный жрец Диос будит его, трясет за плечо — пора вставать, утро, но никакого утра нет, повсюду во дворце горят огни, а разгневанная толпа ропщет под беззвездным небосводом и люди выжидательно глядят на него…

— Извините, — вот и все, что он мог бы им ответить.

Ужасное зрелище. Ему ясно виделось, как реку затягивает льдом, стволы и листья пальм покрываются вечным инеем, холодный порывистый ветер срывает листья, которые, упав на землю, превращаются в грязное морозное крошево, и птицы, закоченев на лету, мертвые падают на землю…

Огромная тень набежала на дворец. Царь поднял затуманенные слезами глаза к серому пустому горизонту, гримаса ужаса появилась на лице.

Он встал, отшвырнул одеяло и умоляюще воздел руки к небу. Однако солнце исчезло. Он был богом, это была его работа, его единственное призвание, но он подвел свой народ.

В воображении его раздался грозный ропот толпы, гулкий рев, ритм которого постепенно становился все настойчивее и знакомее, пока наконец Теппицимон не доверился могучим звукам, последовав за ними в простор над соленой синей пустыней, где всегда светит солнце и существа с влажно блестящим оперением описывают в небе причудливые круги.

Фараон привстал на цыпочки, откинул голову назад, расправил крылья — и прыгнул.

Паря в небе, он вдруг с удивлением услышал позади глухой звук удара. Солнце показалось из-за туч.

Позднее фараон с крайним смущением вспоминал об этом происшествии.

* * *

Трое новоиспеченных убийц медленно, пошатываясь, брели по улице, едва не падая, но каждый раз в последний момент удерживаясь на ногах, и дружно распевали, что “на волшебном посохе — нехилый набалдашник”. Отдельные звуки почти напоминали мелодию.

— …Большой такой, огромный… — выводил Чиддер. — Черт побери, на что это я наступил?

— Кто-нибудь знает, куда мы забрели? — спросил Артур.

— Вообще-то… вообще-то мы шли в Гильдию, — откликнулся Теппик, — но только, должно быть, заблудились, потому что впереди река. Чую по запаху.

Осторожность в Артуре возобладала над хмелем.

— Т-тчно, — он старался говорить отчетливо, — в это время там может быть опасно… Опасные люди…

— Верно, мы и есть опасные, — с явным удовлетворением произнес Чиддер. — Могу показать бумажку. Зачтено и принято. Хотел бы я посмотреть, кто посмеет нас…

— Ага, — согласился Теппик, почти падая на него, — в клочья порвем.

— Ура-а-а!

Неверной походкой троица взошла на Медный мост.

В предрассветных сумерках действительно бродили опасные люди, и как раз сейчас они шли шагах в двадцати позади приятелей.

Сложная сеть преступных Гильдий отнюдь не сделала жизнь в Анк-Морпорке более спокойной, но, по крайней мере, упорядочила все грозившие горожанам опасности, сведя их в строго рациональную, поддающуюся учету и контролю систему. Главные Гильдии блюли в городе порядок, какой и не снился стражникам былых дней, и каждый чересчур своевольный вор-одиночка без лицензии скоро оказывался в надлежащем месте, где подвергался допросу с пристрастием, причем колени ему намертво сколачивали гвоздями< Когда, в год Обаятельного Ленивца, Гильдия Воров объявила всеобщую забастовку, уровень преступности в городе возрос вдвое>. Тем не менее, всегда находятся свободолюбивые натуры, которые предпочитают рисковую жизнь вне закона, и пятеро из этого вольнолюбивого племени сейчас подкрадывались к веселому трио, дабы угостить его участников фирменным блюдом этой недели: перерезанная глотка, обобранный труп и похороны по первому разряду в речном иле.