Терри Пратчетт - Пирамиды

— Как бы там ни было, — сказал фараон, — думаю, нам пора.

— КУДА НАПРАВИМСЯ?

— А разве ты не знаешь?

— Я ЗДЕСЬ ЛИШЬ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПРОСЛЕДИТЬ, УМЕР ЛИ ТЫ В ПОЛОЖЕННЫЙ СРОК. ОСТАЛЬНОЕ ЗАВИСИТ ОТ ТЕБЯ.

— Что ж… — царь по привычке поскреб подбородок. — Полагаю, мне придется побыть здесь, пока мои слуги не закончат все приготовления и все прочее. То есть пока меня не мумифицируют. И пока не построят еще одну проклятую пирамиду. Хм. И стоит мне болтаться здесь столько времени?

— ПОЛАГАЮ, ДА.

Смерть щелкнул пальцами. Великолепная белая лошадь, мирно пощипывавшая траву в садовой оранжерее, оторвалась от своего занятия и рысцой подбежала к хозяину.

— Что ж, хорошо. Но, думаю, мне лучше не смотреть. Знаешь, ведь сначала из меня вытащат все внутренности.

Тень беспокойства скользнула по лицу царя. То, что при жизни могло показаться весьма разумным, теперь, когда он умер, вызывало некоторые сомнения.

— Так надо, чтобы сохранить тело и оно могло начать новую жизнь в Загробном мире, — добавил он несколько растерянно. — А еще меня обмотают бинтами. По крайней мере, это не лишено логики.

Теппицимон почесал переносицу.

— Зато потом вместе со мной в пирамиду положат кучу еды и питья. Чудаки, правда?

— А ГДЕ В ЭТО ВРЕМЯ НАХОДЯТСЯ ВНУТРЕННИЕ ОРГАНЫ?

— В соседней комнате, в специальном сосуде. Забавно, не так ли? — сказал царь с сомнением в голосе. — А в папину пирамиду мы засунули преогромную модель колесницы.

Лоб его прорезала глубокая морщина.

— Дерево было прочное, как железо, — сообщил он вполголоса, как бы делясь сам с собой сокровенными воспоминаниями. — И все обшито сусальным золотом. Четыре деревянных вола тянули ее. В конце концов мы завалили вход огромным камнем…

Он попытался думать, и это оказалось на удивление легко. Новые мысли, прохладные, родниково — прозрачные, вереницей текли в голове. Он думал об игре света на скалах, о том, как глубока синь небес, каких бесконечных возможностей полон лежащий вокруг мир. Теперь, когда тело перестало докучать ему беспрестанными просьбами, мир, казалось, сплошь состоит из удивительных сюрпризов, однако, к сожалению, главный сюрприз заключался в том, что все на первый взгляд прочное и надежное было не более надежно и прочно, чем болотные огоньки. Мучительно было и то, что теперь, когда он приготовился в полной мере насладиться мирскими радостями, ему предстояло быть погребенным внутри пирамиды.

Первое, чего вы лишаетесь, умерев, — это ваша жизнь. Второе — ваши иллюзии.

— ВИЖУ, ТЕБЕ ЕСТЬ НАД ЧЕМ ПОРАЗМЫСЛИТЬ, — заметил Смерть, садясь на своего скакуна. — НУ А ТЕПЕРЬ ПРОШУ МЕНЯ ИЗВИНИТЬ…

— Подожди минутку…

— СЛУШАЮ.

— Когда я… упал. Могу поклясться, что перед этим я летал.

— ЕСТЕСТВЕННО. ЭТО ЛЕТАЛА БОЖЕСТВЕННАЯ ЧАСТЬ ТВОЕЙ НАТУРЫ. ТЕПЕРЬ ЖЕ ТЫ СМЕРТЕН С НОГ ДО ГОЛОВЫ.

— Смертен?

— ПОВЕРЬ МНЕ. Я В ЭТИХ ДЕЛАХ РАЗБИРАЮСЬ.

— Послушай, у меня всего несколько вопросов, я хотел только спросить…

— ВОПРОСЫ У ВСЕХ ЕСТЬ. ИЗВИНИ. Смерть пришпорил свою лошадь и скрылся.

Царь стоял не шелохнувшись, глядя, как несколько слуг торопливо приближаются к дворцовой стене и, постепенно замедляя шаг, подходят к его телу.

— С вами все в порядке, о несравненный и ослепительный повелитель солнца? — наконец осмелился спросить один из них.

— Нет, не все! — раздраженно прервал его царь, чувствуя, что некоторые из его основных представлений о вселенной в корне поколебались, а после этого редко кому удается сохранить хорошее настроение. — Я некоторым образом только что умер. Как это ни смешно, — не без горечи добавил он.

— Слышишь ли ты нас, о божественный вестник утра? — вопросил другой слуга, на цыпочках приближаясь к распростертому телу.

— А как ты думаешь, если я только что упал вниз головой с высоты в тысячу футов?! — выкрикнул царь.

— Кажется, он не слышит нас, Яхмет, — сказал первый слуга.

— Послушайте, — произнес Теппицимон, чье стремление высказаться можно было сравнить только с абсолютной неспособностью слуг услышать хотя бы слово из того, что он говорит, — разыщите сына и скажите, чтобы он выбросил из головы все эти пирамиды, пока я сам хорошенько все не обдумаю. Есть несколько взаимоисключающих моментов в том, что касается загробного существования, и…

— Может, крикнуть погромче? — предложил Яхмет.

— Теперь уж кричи не кричи — все одно. Похоже, он умер.

Яхмет взглянул на быстро коченеющее тело.

— Черт побери, — пробормотал он наконец. — Ну и придется теперь попотеть.

* * *

Солнце, даже не подозревая о том, что дает прощальное представление, продолжало плавно скользить над Краем Плоского мира. И, словно отделившись от него, двигаясь быстрее, чем любая птица, одинокая чайка описала пологий круг над Анк-Морпорком, над Медным мостом, над восемью застывшими фигурами, одна из которых не сводила с нее глаз…

Для жителей Анк-Морпорка чайки были не в диковинку. Но эта птица, не переставая кружить над застывшими на мосту людьми, издала такой истошно протяжный, гортанный крик, что трое из воров выронили ножи. Ни одно пернатое не могло так кричать. Крик этот надрывал душу.

Описав узкий круг, птица опустилась на ближайшего гиппопотама и, впившись когтями в дерево, взглянула на людей сумасшедшими, налитыми кровью глазами.

Главаря воров, завороженно смотревшего на птицу, вывел из оцепенения мягкий, учтивый голос Артура:

— Вот это метательный нож номер два. Процент попаданий у меня девяносто шесть из ста. Кто из вас хочет лишиться глаза?

Главарь уставился на паренька. Что касается двух других юных убийц, то один по-прежнему пристально смотрел на чайку, второго же, перегнувшегося через парапет, отчаянно тошнило.

— Ты один, — обратился главарь к Артуру. — А нас пятеро.

— Скоро будет четверо, — откликнулся Артур.

Медленным, сомнамбулическим движением Теппик протянул руку к чайке. Будь это обычная чайка, подобная дерзость стоила бы ему, по крайней мере, пальца, но удивительное создание прыгнуло Теппику на руку с самодовольным видом хозяина, вернувшегося на свою плантацию.

Воры выказывали все растущее беспокойство. Улыбка Артура лишь усугубляла его.

— Какая милая птичка! — поделился своим мнением главарь с напускной беззаботностью человека, которому здорово не по себе.

Теппик с сонным видом продолжал поглаживать птицу по остроклювой голове.

— Думаю, будет лучше, если вы уберетесь подобру-поздорову, — посоветовал Артур, глядя, как чайка беспокойно переминается на запястье Теппика.

Крепко ухватившись за руку перепончатыми лапами, перебирая крыльями, чтобы сохранить равновесие, она могла бы показаться комичной, но в ней чувствовалась скрытая сила, словно в обличье чайки на руке у Теппика сидел орел. Когда она открывала клюв, показывая забавный пурпурный язычок, невольно возникало предположение, что чайки способны не только таскать у зазевавшихся пляжников бутерброды с помидорами.