Терри Пратчетт - Ноги из глины

— Было совершенно два убийства, — сказала Ангуа. — Я уверенна, что одно было совершенно големом, возможно оба. Ты можешь нам что-нибудь сказать, Дорфл?

— Извини, я не поняла, — сказала Веселинка. — Ты говоришь что... эта штука живет из-за слов? Я имею в виду... она говорит, что живет из-за слов?

— Почему бы и нет? В словах есть сила. Все это знают, — сказала Ангуа. — Здесь много големов, больше чем ты можешь представить. Они сейчас не в моде, но они остались. Они могут работать под водой, или в полной темноте, или по колено в ядовитой жидкости. Годами. Им не надо отдыхать и их не надо кормить. Они...

— Но это рабство! — воскликнула Веселинка.

— Да что ты! Ты так же можешь назвать рабом дверную ручку. У тебя есть, что мне сказать, Дорфл?

Веселинка продолжала смотреть на огромный нож, торчащий из пня. Слова типа длинный, тяжелый и острый засели в ее голове крепче, чем любые слова в голове голема.

Дорфл ничего не говорил.

— Как давно ты здесь работаешь, Дорфл?

Сейчас уже триста дней.

— У тебя бывают выходные?

Чтобы впустую смеяться? Зачем мне выходные?

— Я имею в виду, ты все свое время проводишь на бойне?

Иногда я разношу товар.

— И встречаешься с другими големами? А теперь слушай, Дорфл, я знаю, что вы големы, каким-то образом поддерживаете контакт. И, если кто-то из големов убивает настоящих людей, я бы не поставила на ваши шансы и разбитой кофейной чашки. Люди припрутся сюда с зажженными факелами. И огромными молотами. Ты понимаешь, к чему я клоню?

Голем пожал плечами.

Невозможно отнять то — чего нет , — написал он.

Ангуа вскинула руки.

— Я пытаюсь все решить цивилизованным способом, — сказала она. — Я могу конфисковать тебя прямо сейчас. По обвинению «оказание препятствий в тяжелый день, и мне все надоело». Ты знаешь отца Тубелчека?

Старый священник, что живет на мосте.

— Откуда ты знаешь его?

Я доставлял туда товар.

— Его убили. Где был ты во время убийства?

На бойне.

— Откуда ты знаешь, что его убили? Ты ведь знал? Ты не удивился вопросу!

Дорфл постоял в сомнении. Следующие слова были написаны очень медленно, как будто они возникали после очень долгого раздумывания.

Потому, что, это должно было случиться недавно, судя потому, как вы возбуждены. В течение последних трех дней я работал здесь.

— Все время?

Да.

— По двадцать четыре часа?

Да. Здесь много людей и троллей. Они могут подтвердить. Днем я должен забивать скот, свежевать, расчленять, раскалывать кости, а ночью я без отдыха изготавливаю сосиски, и кипячу печенки, сердца, рубцы, почки и кишки.

— Это ужасно, — сказала Веселинка.

Карандаш быстро отстрочил:

Вроде того.

Дорфл медленно повернул голову в сторону Ангуа и написал:

Я еще нужен вам?

— Если будешь нужен, мы знаем, где тебя найти.

Я сожалею, что так случилось со стариком.

— Хорошо. Пошли, Веселинка.

Проходя через двор, они чувствовали взгляд голема.

— Он лгал, — сказала Веселинка.

— Почему ты так говоришь?

— Он выглядел, как если он лгал.

— Ты, наверно, права, — сказала Ангуа. — Но ты видела размер бойни. Могу поспорить, что мы не смогли бы доказать что он выходил хотя бы на полчаса. Я думаю, что я поставлю это дело под, как коммандер Ваймз называет, специальное расследование.

— Что, как... в простой одежде?

— Что-то вроде того, — осторожно сказала Ангуа.

— Я думаю, забавно смотрится любимец козел на бойне, — сказала Веселинка, когда они шли по туманным улицам.

— Что? А, ты имеешь в виду того козла, — сказала Ангуа. — Почти на всех бойнях есть такой козел. Только он не любимец. Я думаю его лучше назвать работником.

— Работником? Какую работу он может выполнять?

— Ха. Быть на бойне каждый день. Это и есть работа. Смотри, у тебя загон полный испуганных животных, так? Они ходят по кругу, и без вожака... и там такой спуск к зданию, выглядит зловеще... и, эй, тут ходит козел, он не испуган, и стадо идет за ним и вжик, — Ангуа провела ребром ладони по горлу, — только козел выходит оттуда.

— Это ужасно!

— Мне кажется для козла это нормально. По меньшей мере, он выходит оттуда, — сказала Ангуа.

— Откуда ты все это знаешь?

— Наберешься всякого такого, пока поработаешь в полиции.

— Я вижу, мне надо учиться, — сказала Веселинка. — Я не знала, например, что надо носить с собой кусочек одеяла.

— Это специальная экипировка, если работаешь с нежитью.

— Да, я знаю о чесноке и вампирах. Я знаю, что все святое срабатывает против вампиров. Что еще срабатывает против оборотней?

— Что? — сказала Ангуа, которая все еще думала о големе.

— На мне надета серебряная кольчуга, я обещала семье, что буду ее все время носить, но есть еще что-нибудь против оборотней?

— Джин с тоником всегда приветствуются, — отвлеченно сказала Ангуа.

— Ангуа?

— Хмм? Да? Что?

— Кто-то сказал мне, что в полиции есть оборотень! Я не могу в это поверить!

Ангуа остановилась и уставилась на нее.

— Я думаю, рано или поздно волк выскочит, — сказала Веселинка. — Я удивлена, как коммандер Ваймз позволил такое.

— В полиции есть оборотень, да, — сказала Ангуа.

— Я уверена, в констебле Посети есть что-то странное.

У Ангуа отвалилась челюсть.

— Он всегда выглядит голодным, — сказала Веселинка. И у него все время странная улыбка. Я узнаю оборотня с первого взгляда.

— Он выглядит немного голодным, что правда, то правда, — сказала Ангуа. Она не знала, что еще сказать.

— Хорошо, я буду держаться от него подальше!

— Отлично, — сказала Ангуа.

— Ангуа...

— Да?

— Почему ты носишь свой значок на галстуке вокруг шеи?

— Что? О. Ну... таким образом он всегда под рукой. Понимаешь. При любых обстоятельствах.

— Мне тоже так надо сделать?

— Я так не думаю.

Мистер Хук подпрыгнул.

— Дорфл, чертов глупый чурбан! Никогда не подходи так тихо к человеку, который работает с ножом для бекона! Я тебе уже сто раз говорил! И старайся создавать побольше шума, когда идешь, черт тебя побери!

Голем протянул дощечку, на которой было написано:

Сегодня я не смогу работать.

— Что такое? У ножа для резки бекона нет выходных!

Сегодня святой день.

Хук посмотрел в красные глаза. Старик Рыбнокост говорил что-то об этом, когда продавал Дорфла. Что-то типа: «Иногда он будет уходить на несколько часов, потому как у них святой день. Это из-за слов в голове. Если он не уйдет в свой храм, слова перестанут работать, и не спрашивай у меня почему. Это нельзя останавливать».

Эта штука стоила пятьсот тридцать долларов. Он думал, что это была сделка, а это и была сделка, нет ни капли сомнения. Эта штука переставала работать только тогда, когда кончалась работа. Иногда такое случается, рассказывают случаи. Рассказывают о том, как големы затапливали дома, потому что никто не сказал им прекратить таскать воду в дом, или отмывали блюда, пока они не становились тонкими как бумага. Тупые штуковины. Но полезные, если не спускать с них глаз.