Терри Пратчетт - Ноги из глины

— Что, сэр?

— Это простой вопрос, мужик!

— Семь с половиной, сэр.

— От старого сапожника на Нью-Кобблер? Дешевые?

— Так точно, сэр!

— Не могу оставить человека на охране в обуви на картонной подошве! сказал Ваймз, улыбаясь до ушей. — Снимите ботинки, констебль. Возьмите мои. На них все еще драконье... ну, то что там драконы делают, но они будут вам как раз. Не стойте как чурбан с открытым ртом. Отдайте ботинки. Вам останутся мои.

Ваймз добавил на всякий случай:

— У меня их полно.

Констебль наблюдал с испуганным изумлением как Ваймз надел дешевые ботинки, выпрямился, и притопнул несколько раз с закрытыми глазами.

— Ага, — сказал он. — Я стою прямо перед дворцом, правильно?

— Э..., да, сэр. вы только что вышли из него, сэр. Это такое большое здание.

— Ага, — весело сказал Ваймз, — но я бы знал это, даже если бы я из него не выходил!

— Э...

— Это камни мостовой, — сказал Ваймз. — Они нестандартного размера, и немного вогнуты в центре. Ты не заметил? Ноги, парень! Вот чем тебе надо научится думать.

Он повернулся и счастливо зашагал в туман, прочь от ошарашенного констебля.

Его превосходительство граф Анкский капрал Нобби Ноббс толкнул дверь полицейского участка и, пошатываясь, вошел.

Сержант Кишка оторвал глаза от стола и ахнул.

— Нобби, с тобой все в порядке? — воскликнул он, оббегая стол, чтобы поддержать падающее тело.

— Это ужасно, Фред. Ужасно!

— Садись на стул. Ты такой бледный.

— Меня избрали, Фред! — простонал Нобби.

— Не может быть! Ты запомнил, кто это сделал?

Нобби без слов протянул свиток, который всучил ему Дракон — Король Гербов, и откинулся назад. Из-за уха он вытянул длинную и тонкую самокрутку и трясущимися руками прикурил ее.

— Я не знаю, я уверен, — сказал он. Сидишь тише травы, ниже воды, не высовываешься, не создаешь проблемы, и происходит такое.

Кишка медленно читал свиток, его губы шевелились, когда он доходил до трудных слов типа "и" или «это».

— Нобби, ты читал это? Тут говорится, что ты господин!

— Старик сказал, что они еще раз все перепроверят, но он думает, что и так все ясно с кольцом и со всем. Фред, что я буду делать?

— Я думаю — сидеть в горностае и есть с фарфора!

— В том то и дело, Фред. У меня нет денег. Нет особняка. Нет земель. Ни медяка!

— Что, совсем ничего?

— Ни гроша, Фред.

— Я думал у шишек — сундуки с деньгами.

— Ну, я шишка из шишек, Фред. Я не знаю как надо господствовать! Я не хочу носить элегантную одежду и искать яйца, и все такое.

Сержант Кишка сел рядом с ним.

— Ты ничего не знал о своих дворянских связях?

— Ну... мой кузен Винсент приставал с неприличными намереньями к ... герцогине Квирнской...

— К самой герцогине?

— К ее служанке.

— Наверно это не считается. Кто-нибудь еще об этом знает?

— Ну, она знает, она пошла и сказала...

— Я имею в виду о том, что ты граф.

— Только мистер Ваймз.

— Ну, тогда проще, — возвращая свиток, сказал сержант Кишка. — Тебе не надо говорить об этом. Тогда тебе не надо ходить в золотых брюках, и тебе не надо искать яйца, если только ты не потеряешь их. Ты просто сиди тут, а я сейчас тебе заварю чайку, ты не против чая? Мы все сейчас обдумаем, ты не волнуйся.

— Благодарю, Фред.

— Не стоит благодарности, Ваше благородие! — Кишка улыбнулся. — Усек?

— Не надо, Фред, — слабо ответил Нобби.

Дверь в полицейский участок распахнулась.

Клубом влетел туман. В его сердцевине светились два красных глаза.

Когда туман рассеялся, проступила фигура голема.

— Ум, — громко сглотнул Кишка.

Голем протянул грифельную доску:

Я пришел к вам.

— Да. Да. Да. Я, э... да, я понял, — сказал Кишка.

Дорфл перевернул дощечку. На другой стороне было написано:

Я признаюсь в убийстве. Я убил старого священника. Преступление раскрыто.

Кишка, как только у него перестали дрожать губы, обошел и встал за, кажущимся теперь таким хрупким, столом и зарылся в бумаги.

— Ты следи за ним, Нобби, — сказал он. — Смотри, чтобы он не убежал.

— С чего ему убегать? — спросил Нобби.

Сержант Кишка нашел относительно чистый лист бумаги.

— Ну... ну... ну... я, ну... я думаю, я лучше... Ваше имя?

Голем написал:

Дорфл.

Ко времени, когда он дошел до Брасс-бриджа (округленный булыжник среднего размера называемый «кошачьей головкой»), Ваймз задумался, правильно ли он поступил.

Осенние туманы всегда были густыми, но такого еще никогда не было.

Гробовой покров тумана заглушал звуки города и глушил самые яркие лучи до тусклого сияния, хотя по идее солнце еще не село.

Он шел по парапету. Из тумана выплыла коренастая и блестящая фигура. То был один из деревянных бегемотов, какой-то отдаленный потомок Родерика и Кейт. По бокам были еще четыре такие же, все они смотрели в сторону моря.

Ваймз проходил мимо них тысячу раз. Они были его старыми друзьями.

Холодными ночами он часто прятался за ними, когда надо было спрятаться от проблем.

Все так и было. Не верится, что это было недавно. Вся полиция пряталась от проблем. А потом появился Кэррот, и узкий круг их жизней разорвался, и теперь в полиции было уже почти тридцать человек (конечно включая троллей, гномов и т.п.), и они уже не шатаются повсюду подальше от проблем, они ищут проблемы, и они их находят. Забавно. Как в своей манере заметил Ветинари, чем больше у тебя полицейских, тем больше преступлений совершается. Но полицейские были и тут и там на улицах, и если у них не получались пинки как у Камнелома, то по меньшей мере по заднице они могли наддать.

Он зажег спичку об копытце бегемота и, прикрывшись ладонью от ветра, прикурил сигару.

Теперь эти убийства. Всем было бы все равно, если бы полиции не было все равно. Ничего не своровано. Он поправил себя, ничего, по-видимому, не своровано. Конечно, у сворованных вещей был один дурацкий недостаток, их никогда нет на месте преступления. Они, можно быть уверенным не прелюбодействовали с чужими женами. Они наверно не помнили уже, что такое прелюбодеяние. Один проводил свое время со старыми религиозными книгами; другой, господи боже, был экспертом по наступательному использованию выпечки.

Люди наверно скажут, что они жили невинной жизнью.

Но Ваймз был полицейским. Никто не живет полностью невинной жизнью. Это было возможно, только если ты лежишь тихо где-то в подвале, тогда один день можно не совершать преступления. Но только. Но, даже тогда, тебя могут обвинить в тунеядстве.

В любом случае, кажется, Ангуа приняла это дело как личное. Она всегда вставала на защиту слабых.

Так же поступал Ваймз. Так надо поступать. Не потому что они богаты и знатны, они не богаты и не знатны. Надо быть на стороне слабых, потому что они слабые.