Терри Пратчетт - Ноги из глины

— Правда? Тогда я пойду и посыплю пол свежими опилками.

В полицейском участке Сэм Самуэль перебирал спички. Он не спросил у Ангуа, уверена ли она. Она почувствовала бы запах, даже если бы это было в среду.

— Итак, а кто были остальные? — спросил он. — Другие големы?

— Тяжело понять по следам, — сказала Ангуа. — Но я так думаю. Я бы пошла по ним, но решила, что лучше сначала прийти сюда.

— Почему ты думаешь, что это были големы?

— Следы. У големов нет запаха, — сказала она. — Они пахнут тем, с чем работают. Это все чем они пахнут... — она вспомнила о стене с надписями. — Там были бурные дебаты, — сказала она. — Спор големов. Письменный. Я думаю, довольно жаркий.

Она снова подумала о стене.

— Некоторые из них были очень выразительны, — добавила она, вспомнив размер некоторых букв. — Если бы это были люди, то они, наверно, кричали бы...

Ваймз угрюмо уставился на рассыпанные перед ним спички. Одиннадцать деревянных палочек и двенадцатая сломанная. Не надо быть гением, чтобы понять, что там происходило.

— Они тянули жребий, — сказал он. — И Дорфлу не повезло.

Он вздохнул.

— Это гораздо хуже, — сказал он. — Кто-нибудь знает, сколько големов в городе?

— Нет, — сказал Кэррот. — Тяжело разузнать. Их не изготавливали уже столетья, но ведь они не изнашиваются.

— Их никто не изготавливает?

— Это запрещено. Священники очень строги по этому поводу. Они говорят, что голем — живое существо, а создавать живые существа позволено только богам. Но они оставили в покое тех, которые уже существуют, големы очень полезны. Некоторые замурованы внутри рабочих колес или валов. Делают всю опасную работу, знаете, в тех местах, где людям вредно находиться. Они делают всю грязную работу. Я думаю, их могут быть сотни...

— Сотни? — переспросил Ваймз. — А сейчас они встречаются секретно и плетут заговоры? Боже мой! Хорошо. Нам надо многих из них уничтожить.

— Почему?

— Тебе нравится, что у них есть секреты? Я имею в виду, боже мой, тролли и гномы... хорошо, даже нежить живет определенным образом, даже если это чертов ужасный образ можно назвать жизнью, — Ваймз натолкнулся на взгляд Ангуа, и продолжил. — Но эти штуковины? Они просто рабочие инструменты. Это все равно, как если бы группа лопат собралась для беседы!

— Э... сэр, там было еще кое-что, — медленно сказала Ангуа.

— В подвале?

— Да. Э... но это трудно объяснить. Это как... чувство.

Ваймз пожал плечами. Он знал, что нельзя насмехаться над тем, что чувствовала Ангуа. Например, она всегда знала, где Кэррот. Если она была в полицейском участке, можно было понять что он подходит, видя, что она повернулась к двери.

— Да?

— Похоже на... глубокое горе. Ужасное, ужасное сожаление. Э...

Ваймз кивнул, и потер переносицу. День был долгим и тяжелым, и кажется, ему не будет конца.

Ему очень, очень надо выпить. Весь мир сместился. Когда смотришь на него через дно стакана, то все опять приобретает фокус.

— Вы сегодня кушали, сэр? — спросила Ангуа.

— Чуть перекусил на завтрак, — промямлил Ваймз.

— Вы помните то слово, которое так любит употреблять сержант Кишка?

— Какое? «Галимо»?

— Да, именно. Вот так вы сейчас и выглядите. Если уж вы здесь давайте хоть выпьем кофе и пошлем кого-нибудь за булочками.

Ваймз колебался. Он всегда представлял, что «галимо» — это то, что делается у тебя во рту после трех дней беспробудного пьянства. Ужасно думать, что ты так выглядишь.

Ангуа взяла старую кофейную банку, в которой хранились деньги для чая.

К удивлению, она была очень легкой.

— Эй? Здесь должно быть двадцать пять долларов, — сказала она. — Нобби только вчера их собрал.

Она перевернула жестянку. Оттуда высыпалось немного мусора.

— Даже нет отчета о расходах? — спросил Кэррот без всякой надежды.

— Отчет о расходах? Мы же говорим о Нобби.

— А, ну конечно.

В «Штопаном барабане» было очень тихо. Час счастья прошел со всего с одной небольшой дракой. Теперь все смотрели час несчастья.

Перед Нобби стоял лес из пустых кружек.

— Я думаю, какая польза после всего что сделано и сказано? — спросил он.

— Ты можешь его загнать, — сказал Рон.

— Хорошо замечено, — добавил сержант Кишка. — Есть полно богатых ребят, которые дадут мешок бабок за титул. Я имею в виду ребят, у которых уже есть большие дома и все такое. Они все что угодно отдадут, чтобы быть такими же аристократами как ты, Нобби.

Девятая кружка застряла на пол-пути ко рту Нобби.

— Это может стоить тысячи долларов, — ободряюще сказал Рон.

— По самой меньшей мере, — сказал Кишка. — Они будут драться за это. Если правильно сыграешь, можешь выйти на пенсию, или что-то вроде того.

Кружка неподвижно висела в воздухе. Было заметно, что в его мозге самые различные выражения вели упорную борьбу за честь быть изображенным на лице Нобби.

— О, они, правда, будут? — наконец сказал он.

Сержант Кишка неуверенно отошел на шаг. В голосе у Нобби появилась нотка, которую он никогда от него не слышал.

— Тогда ты сможешь быть богатым и обыкновенным, прямо как ты сказал, — сказал Рон, который не замечал тонкие переходы настроений. — Богачи выстроятся в очередь за твоим титулом.

— Продать м'ё первородство за сраную бумажку, ты этого хочешь? — сказал Нобби.

— За целый сундук бумажек, — сказал сержант Кишка.

— За сраный сундук бумажек, — сказали за соседним столиком, желая поскорее уже начать заварушку.

— Ха! Ну, я скажу тебе, — покачиваясь сказал Нобби, — есть кое-что что нельзя продать. Ха-ха! Кто свогует мой приз, тот получит дерьмо, понял?

— Самый дерьмовый приз на свете, — сказал кто-то.

— А все равно, что за сраный сундук?

— Потому что... что хорошего даст мне куча дене..не.. денег, а?

Клиенты бара были озадачены. Это был вопрос типа: «Спиртное — это хорошо?» или «Тяжелая работа, кто хочет этим заняться?»

— ... а в чем проблема?

— Ну, эта... — неуверенно сказал самый храбрый, — ты можешь купить большой дом, полно жрачки и... выпивки и... женщин и все такое.

— И в эт'м — человеческое щастье??? — со стеклянными глазами спросил Нобби.

Его собутыльники уставились на него. Этот вопрос уводил в метафизический лабиринт.

— Хорошо, я скажу вам, — сказал Нобби. Он раскачивался с таким постоянством что все больше походил на метроном. — Все это — ничто, ничто! Я скажу вам, по сравнению с гордостью за своевою родододо... сословную.

— Рододосословную? — переспросил сержант Кишка.

— Ну, предки и все такое, — сказал Нобби. — Это знач'т, что у меня на много больше предков и всего такого, чем у всех вас вместе взятых.

Сержант Кишка подавился пивом.

— У всех есть предки, — холодно сказал бармен. — Иначе их не было бы здесь.

Нобби уставился на него стеклянными глазами, попытался сфокусироваться, но у него ничего не вышло.