Евгений Шатько - Пятеро на леднике

Рано утром дымящийся металлический шар опустился на росистый выгон. Из шара с трудом выкарабкалось существо с голубым неземным лицом… Пришелец остервенело стащил с себя скафандр и швырнул его в люк, внутрь шара. Затем он спрыгнул на траву и, прихрамывая, шибко побежал к деревне, провожаемый удивленными взглядами коров… Через несколько секунд за спиной у него мягко ахнул взрыв…

На рассвете Даша проснулась, разбуженная гулким взрывом, от которого тоненько задребезжали пустые ведра в кухне. Скоро кто-то загремел железной щеколдой у ворот. Даша накинула платок и вышла. У калитки топтался полуодетый гражданин с голубым изможденным лицом. Торчащие волосы и брови его были подпалены, глаза лихорадочно горели. Он едва выговорил дрожащими губами:

— Может ли усталый путник рассчитывать на вашу доброту, о прекраснейшая из колхозниц?

Даша ошарашенно смотрела на гостя: хоть и синий, он разительно был похож на ее мужа Ефима Тишкина, который полгода как бросил семью и скрылся в городе областного подчинения, где поступил в военизированную охрану на мыловаренный завод.

— Туманно выражаетесь, товарищ, — сказала Даша. — Откуда вы взялись-то? Да проходи давай, не стой босиком.

Пришелец следом за Дашей пошел к избе, бормоча еще туманнее:

— Я благодарен провидению, которое даровало мне мучительное счастье видеть вас ночами…

— Насчет ночей вы бросьте, — строго сказала Даша, отворяя дверь в избу.

Пришелец, радостно оглядывая кухню, воскликнул:

— Как прекрасно здесь, под вашим кровом!

— Ты как с неба упал, — сказала Даша насмешливо. — Садись уж.

Глоус сел на ведро, поскольку не догадывался о его прямом назначении, сказал:

— Мне кажется, что я пришел к себе домой.

— Зря такое говоришь, — возразила Даша. — У меня ребенок и с мужем неразведенные!

Глоус поспешно сказал:

— Я не посягну на ваш семейный очаг, о круглолицая! Но отныне моя жалкая судьба в ваших руках, я сам сжег свое прошлое.

Даша грустно вздохнула:

— Так вы погорелец, что ли?

— Я погорелец, — охотно подтвердил Глоус.

— То-то ты такой закопченный. А семья где?

Глоус развел руками:

— Сгорело все, включая обувь.

— Пожар — хуже вора, ясное дело, — сказала Даша, пригорюнясь. — Куда ж думаешь податься?

Глоус робко улыбнулся:

— Я бы хотел остаться под вашим кровом и работать в зеленом поле. Например, пасти этих прелестных животных с рогами.

Даша деловито сказала:

— В колхоз тебе надо вступать, вот что. Нарежут тебе участок, избу поставишь. Надевай-ка пиджак и обувку, сведу тебя к бригадиру.

Даша сняла с гвоздя старый пиджак мужа, из-под печки достала Ефимовы сапоги, которые регулярно чистила, и все это подала гостю. Он вскочил, принял вещи с поклоном и виновато проговорил:

— Столь прекрасный дар равен лишь щедрости вашего сердца.

— Одевайся уж, не лопочи, — сказала Даша и прошла за перегородку, где рядом с ее постелью стояла детская кроватка.

Она сняла платок, расчесала свои медно-красные волосы, надела самую яркую синюю кофту и вдруг обругала себя: «Перед кем выряжаешься, дура!» — и в зеркало погрозила себе кулаком. Она вышла к гостю и всплеснула руками от удивления — в пиджаке и сапогах это был чистый Тишкин, только малость закопченный. Даша протянула ему расческу и сказала:

— Причешись, Ефим.

До появления на колхозном выгоне он прожил неимоверно долго на планете Рюм, затерянной по правую сторону Млечного Пути.

На планете давно царила безмятежная голубая жизнь… В далеком прошлом остались жуткие тысячелетия хаоса, когда рюмяне, еще не голубые, а волосатые, проламывали друг другу головы в нудной борьбе за существование… Метеоритные дожди молотили тогда планету. Злобные микробы вдруг размножались и обгладывали все живое. Налетали грозы, и молнии гонялись за рюмянами, которые визжали от обиды и бессилия… Словом, сорок тысячелетий прошли без особой перспективы…

Наконец рюмяне стали соображать, что колотьем много не добьешься. Постепенно они начали преобразовывать весь этот дебош природы. Над планетой растянули сетку, в которую ловились метеориты. Молнии при помощи науки стали направлять прямо в бытовую электросеть. А из злобных микробов начали гнать безалкогольные напитки — разум победил окончательно.

Планетой стал править Высший Мозговой Центр. Мозговой этот Центр вскорости обеспечил рюмянам поголовное бессмертие.

Кстати, зарождение жизни тоже совершалось на принципиально новом уровне. В сосуд типа кофеварки засыпался белковый порошок. Две чайные ложки. Наливали холодного кипятку. Затем вращали ручку, и через определенное контрольное время получалось довольно живое существо неясного пола.

Имелись ли на планете женщины, иначе выражаясь, существа противоположного пола? Трудно сказать… Поначалу они имелись и даже приносили потомство. Но в период расцвета, избавленные от мук ревности и деторождения, они поблекли и поголубели навсегда.

Из-за маленьких размеров планеты города скоро покрыли всю ее поверхность и стали расти вверх, как перевернутые сосульки. Многие жили внутри планеты, где восходило и заходило маленькое химическое светило. Всюду, конечно, веял ветерок от скрытых вентиляторов и порхали синтетические бабочки. Что и говорить, жить было можно. Одно было малость неудобно — обязательное бессмертие…

Чтобы помереть, требовалось разрешение ВМЦ (Высшего Мозгового Центра). Получить такое разрешение могло только существо с исключительными заслугами.

В общем, голубой этой жизни не виделось ни конца, ни перемен… И вот от некоторой скуки рюмянам начали сниться довольно странные сны…

Кому-то снилось, что он в лесной речке ловит рыбу на живого червячка. Кому-то мерещилось, что он в деревянной баньке парится хлебным квасом. Кто-то увидел, что он катается на коньках в школе детского фигурного катания… Рюмяне так увлеклись этими видениями, что ложились спать пораньше, не дожидаясь запланированной ночи. Всеобщая спячка разрасталась. Во сне рюмяне тушили пожары, валили лес, пеленали детей, играли в домино, рвали живые цветы и квасили капусту…

Наконец один из членов ВМЦ, невзрачное существо по имени Глоус, главный теоретик голубого бессмертия, увидел во сне женщину с красными волосами. Круглолицая и босая, она выгоняла на зеленое поле какое-то странное животное с рогами и выменем. А потом, повязанная до бровей белым платочком, она ловко колола куски дерева железной штуковиной на рукоятке. Чтобы получше разглядеть эту женщину, Глоус заваливался спать прямо с утра.

Однако он уклонился от глотания таблеток и, видя ежедневно эту женщину, стал терять интерес к теоретическим проблемам. И однажды заявил на заседании Мозгового Центра: