Анастасия Никитина - Права и обязанности некроманта

— Вам? Со мной? — наконец включилась в разговор я, осознав, что беседа мало похожа на общение ректора и студентки третьего года обучения.

— Да, с вами. Удивлены? Зря… Видите ли, Лира, — ректор доверительно понизил голос, — я внимательно наблюдаю за всеми моими студентами…

«За всеми двумя сотнями?» — со скепсисом подумала я, но внешне изобразила искреннее восхищение.

— Кто-то учится спокойно и так же спокойно выходит во взрослую жизнь. А у кого-то возникают сложности. Кому-то эта учёба и вовсе не нужна, и он будет чувствовать себя в учебном заведении попроще куда лучше. А у другого возникли серьёзные сложности, и ему требуется участие и ненавязчивая помощь, а не приказ об отчислении, как считает куратор вашего потока профессор Леррой. И вот моей главной задачей на посту ректора как раз и является необходимость разбираться, какой подход требуется каждому из моих подопечных.

Ректор говорил правильные вещи. И слушала я его так же правильно: со всем вниманием и толикой восхищения во взгляде. Вот только не верила при этом хитрецу ни на грош. Слишком уж хорошо он говорил. Слишком правильно. Но вся эта правильность не помешала ему некогда продать прежнюю Лиру лорду Корве.

— Вот на двоих я приказы об отчислении скрепя сердце сегодня подписал, — продолжал между тем вещать ректор с выражением искренней скорби на холеной физиономии. — Но на третьего кандидата просто рука не поднимается. Решил вот ещё с вами поговорить. Вы только что побывали у тиса Ликаста дома. Как вам его семья?

— Обычная семья, — обтекаемо отозвалась я, не понимая, куда клонит болтун, но уже решив, что Дона ему не сдам ни при каких обстоятельствах.

— Финансовые проблемы? Семейные? Может быть, новый ребенок у матери? — продолжал допытываться ректор.

— Мать тиса Ликаста умерла много лет назад. Есть мачеха, — не сдержалась я.

— Неприятно… Неудивительно, что юноша в конце концов начал ломаться…

— Ломаться? Почему? — опешила я.

— Видите ли, Лира, за вами я наблюдаю так же, как и за любым моим студентом. И знаю вас как ответственную и добрую девушку…

«Если с ответственной ещё можно согласиться, — ухмыльнулась я про себя, — то доброй меня не назовёт в этой академии ни одна собака. Вот и всё, что можно сказать о твоём пристальном внимании ко «вверенным тебе наследникам благородных родов», болтун!».

— Потому уверен, вы меня поймёте. И сохраните тайну не только от досужих сплетников, но и от того, кого она касается. Дело в том, что Дон влюблён…

— В кого? — ляпнула я прежде, чем успела подумать. И тут же обругала свой длинный язык. «Знаешь же в кого, дура!».

Перед глазами мелькнули плотно сжатые губы и хлестнувшие воздух ветки кустарника, скрывающие напряжённую спину. Но ничего больше я вспомнить не успела, потому что ректор почти шёпотом сказал:

— Юноша безответно влюблён в вашу подругу Торию Ребарн.

— Да? — только и сумела проговорить я.

Казалось бы, мне надо было радоваться: хоть кто-то в этой бесовой академии не испытывает подкрашенного любовью интереса ко мне. Но нет. То, что билось сейчас в груди, не имело никакого отношения к радости. Впрочем, и истинного названия этому гадкому чувству я не находила.

— Да, тиса Мэй. И я доверил вам эту тайну в надежде на понимание и помощь.

— Но чем я могу помочь? — выдохнула я, на кончике языка прикусив готовое сорваться с губ категоричное «нет!». К чему относилось это «нет», я тоже не понимала, но задуматься мне опять не дали.

— Дон делал успехи в учёбе на предыдущих потоках. Преподаватели были довольны его успехами. Но вот вмешалась любовь, и… — ректор сокрушённо покачал головой. — Сейчас ему кажется, что ничего важнее нет и быть не может. Результат — не сданные зачёты, недовольство преподавателей, угроза исключения. Знаете, сколько в моей практике было таких случаев? И помощь влюбленные принимать не желают: что там может понимать в любви старый скучный ректор… Но от вас, тиса Мэй, Дон примет помощь. И даже не заметит, что ему помогают. Я знаю, у вас хватит такта обставить всё ненавязчиво и осторожно. И возможно, вы подарите юноше не только шанс на приличную карьеру в будущем, но и на счастливую семейную жизнь.

— И что я должна сделать? — при всём желании полностью убрать проскользнувший в голосе лёд я не смогла. Но ректор мою оплошность даже не заметил.

— Я знал, что вы меня поймёте! Вы возьмёте эту безголовую троицу, так сказать, на пор…

— Троицу? — опешила я.

— Конечно! С Роем в последнее время тоже творится что-то не то. Дело зашло ещё не так далеко, как у его друга. Но я почти уверен, что причина его проблем в учёбе та же самая. Вот только не знаю, кто стал его «интересом». Пока не знаю, но как только я это выясню, то тут же сообщу вам, обещаю. Взявшись за такое благородное дело, вы должны владеть всей информацией.

— Спасибо, — пробормотала я.

Всё встало на свои места. Ректор, обеспокоенный тем, что дело, за которое ему заплатили, не продвигается, решил действовать. И использовал для этого первый попавшийся предлог: проблемы Дона с учёбой. Я была уверена, что, не забей Дон в этом семестре на учёбу, мне всё равно навязали бы опеку над этой троицей. Причём над всеми тремя, чтобы прикрыть истинного виновника торжества… Вот только меня не интересовало ни само торжество, ни его виновник. Я уже открыла рот, чтобы в сравнительно вежливой форме послать ректора с его хитроумными планами в далёкие облака, как вдруг выхватила из потока болтовни одну короткую фразу: «Если бы вы не согласились, мне пришлось бы сегодня подписать приказ об исключении Ликаста, а потом, возможно, и его друзей…».

«Исключение… И куда? В дом, где его ненавидят? В забытый Единым приграничный городок, где он рано или поздно себя выдаст и угодит на костёр? Нет… Так нельзя. Может, у них и правда с Тори всё будет хорошо», — последняя мысль подняла с глубины души какую-то муть, но я не позволила себе даже задуматься над её природой. Спасибо иномирным техникам, этому я тоже уже научилась.

Я поднялась, кажется, перебив ректора на полуслове, и серьёзно проговорила:

— Простите, но это очень большая ответственность. Я должна хорошо подготовиться.

— Конечно, конечно, — он тоже встал. — Ваша доброта выше всяких похвал.

— Благодарю, — я склонила голову, скрывая кривую усмешку, выражавшую что угодно, только не доброту.

— Я прямо сейчас напишу распоряжение о том, что процедура исключения откладывается ещё на один семестр. И позабочусь, чтобы молодые люди не вздумали засомневаться в реальности ваших полномочий.

Я снова поклонилась и поспешно вышла вон. Иномирных ментальных техник хватило чётко до того момента, как за спиной захлопнулась дверь моих покоев и на неё легло тяжеловесное плетение тишины. Секунду спустя я расхохоталась. И веселости в этом смехе было так же мало, как доброты в кривой улыбке четверть часа назад. «Вообразила себе бесы знают что, идиотка! А он смотрел вовсе не на меня. И от дружбы отказался по той же причине. Зачем ему моя дружба? Ему нужна любовь. Кстати, тоже не моя. А мне-то что нужно? Хотя… Какая теперь разница? Бесова новая жизнь!».