Елена Кисель - Синий, который красный

Нольдиус прервал свои научные изыскания, отложил книгу и покрутил головой так, будто ему чего-то не хватало. И точно, в окружающем пейзаже не было девчонок, которые покушались на его научную направленность и так или иначе пытались его заманить на свиданку. Их как будто унесло неумеренно сильным ветром — тревожный признак.

— Конечно, я не слишком скучаю по их обществу, — с занудным облегчением начал Нольдиус, — но, с другой стороны, хотелось бы знать, что это обозначает?

Мелита и Хет переглянулись с напускной серьезностью.

— Только одно: кошмарную катастрофу! Я права?

— Совершенно.

— И совсем чуточку праздника.

— И это тоже.

— А проще говоря, у нас на территории… Павлин!

— Магиченски измененный вид? — с надеждой спросил Нольдиус и поднялся. — Скрещен с василисками? Я читал…

Мелита грустно вздохнула, чем тут же заставила Кристо ревниво покоситься на соперника.

— Гораздо страшнее. Представь себе, он… — жутким шепотом, — маг!

Нольдиус тут же разочаровался, а Кристо постарался, чтобы на физиономии не слишком явно проявилось облегчение.

— Маг? Э-э, сильный, что ли? Вроде там Холдона или Бестии…

Дара на миг оторвалась от книжки и уважительно кивнула, когда он поставил этих двоих в один ряд. Хет поманил Кристо к себе и доверительно сообщил:

— Вроде тебя. Это по силе, лицом-то ты страшнее…

— Я т-т-тебя, смурлятина!..

Кристо остыл сразу же. Вокруг было многовато сдерживающих элементов, а из кармана у Дары как по неслышному приказу появились два шарика, к которым он уже успел проникнуться уважением.

— Так что там за Павлин?

Вместо ответа его дружно потянули к главным воротам — знакомиться с «чудовищем». Но по пути Мелита все же успела бросить несколько фраз в обычном для себя беззаботном тоне.

И вообще, в воздухе витало ощущение праздника. Такое ощущение появлялось в атмосфере, едва только в воротах артефактория возникал Джер Павлин, продавец единственной во всей Целестии артелавки.

Джер не всегда был продавцом. Его пытались пристроить и в боевую двойку, и учителем, и даже помощником Вонды, но единственным интересом Павлина были особы женского пола, а ко всему остальному он интереса не испытывал никакого. У Джера Павлина была внешность полубога и душа комнатной собачки. Даже его опушенные длиннейшими ресницами глаза вечно выражали немую мольбу: «Возьмите меня к себе, я буду хорошо декорировать ваш дом!» Кроме как украшать собой любое помещение, Джер не умел делать ничего и не особенно этого стыдился. Как-то раз, когда он был еще юношей, он рассудил, что каждому дано что-то свое, и это надо использовать, и теперь пользовался исключительно внешностью и исключительно чтобы сводить с ума женский пол. Число враждебно настроенных против друг друга женщин, девушек и даже бабушек в артефактории резко подросло за полстолетия, но Экстер Мечтатель самозабвенно мучился с Павлином, пока тот не начал закидывать удочки на бережок Бестии. Вот тогда-то директору и пришлось отослать горе-ловеласа с артелавкой. Не из низменной ревности ради, а для блага самого же Павлина, ибо Бестия уже начинала подумывать вслух, где спрятать тело, а у нее слова редко расходились с делами.

Быть продавцом Джеру неожиданно понравилось, потому что это позволяло вести кочевой образ жизни, а значит — охмурять большее количество женщин. Правда, как продавец и защитник артелавки он оказался так себе, лавку грабили с мрачным постоянством, и только в этот год — уже четвёртый раз.

Все это Кристо выслушал, пока он старался успеть за остальными «к зрелищу».

— Да к какому зрелищу? — раздражение прорывалось мелкими дозами, — Что интересного будет?

— Ты кровавые побоища любишь? — в лоб вдруг спросила Мелита.

— Дык же ж!

— А театр?

— Э-э…а это что за дрянь?

Нольдиус закатил глаза и хотел дать развернутое, научное определение, но Мелита цыкнула.

— Драмы, слезы и чтобы поржать.

— Ну… так конечно!

— Так вот, Павлин — очень большой любитель театральности. Как приедет — начинает играть на публику, фальшиво донельзя. И это всегда можно переделать в комедию…

Пораскинув мозгами, Кристо не нашел в рассказе Мелиты кровавых побоищ. Но тут помог Хет.

— А потом придет Бестия, которая узнает, что артелавку опять обчистили…

К концу их объяснений Кристо уже почти бежал.

У ворот Одонара действительно происходило представление. В роли циркового балаганчика выступала артелавка — длинный, отливающий золотом фургончик с эмблемой Одонара, запряженный парой лошадей. Зрителями были в основном теорики и практеры, которые стояли вокруг места представления любопытной стеной.

А вместо режиссера зрелища и единственного актера выступал Павлин Джер. Он стоял, подбоченившись и широко расставив ноги и с приличного расстояния честно оправдывал свою кличку.

— Сковали мне руки за спиной, — он осмотрелся и аккуратно сплюнул, так, чтобы не попасть себе на сапог. Нож к моему горлу, как будто это могло что-то решить. Избиение — разумеется. Мелочи — пара ребер сломана…

— И что? — не выдержал и спросил Кристо. Скорее у самого себя. До двенадцати лет ему успели четыре раза сломать какое-нибудь ребро, или парочку. После двенадцати лет он тупо перестал считать, понимая, что нагружать свой мозг большими ненужными цифрами все равно не следует.

Джер Павлин, высокий, изящный, в сделанной под контрабандную рубахе, расшитой серебром и стильными рунами по вороту, повернулся туда, откуда раздался голос.

— Я же сказал, мелочи. Ну, а потом они… в общем, у них были еще намерения.

— А-а, понятно, — тут же шепнула Мелита. — Каждый раз, как Павлин проезжает через какую-нибудь лавку, за ним гонится куча разбойников, ну или иногда разбойниц. И все хотят того, чего он не может высказать. И все берут с собой очень острые ножи…

У Павлина тоже был нож, точнее, чрезвычайно длинный меч в ножнах на боку, но непохоже было, чтобы он использовал его против нападавших.

— Ты не оборонялся? — спросил кто-то.

Джер Павлин выпрямился, отчего его светлые, мужественно растрепанные волосы на секунду красиво взметнулись — и тут же улеглись обратно, каждый волосок на свое место. Это доказывало, что прическа была обильно промазана или ароматным воском или контрабандным муссом для волос. Выражение лица стало циничным до крайности, и только в выразительных глазах продолжала сохраняться искательность: «Ну, что же я, ведь я же здесь, приручите меня немедленно!»

Такие противоречия в выражении лица объяснялись тем, что Павлин давно понял: целестийские девушки неравнодушны к брутальным мужчинам. А чтобы стать совсем неотразимым, мужику полагается еще иметь глаза поэта — так что от своего взгляда Джер и не пытался избавиться, основательно поработав над речью и манерами.