Николай Дитятин - Отступники [СИ]

Первенцам предстояло вывести идею, которая смогла бы сплотить все человеческое население Зрачкового континента и подчинить его воле всего лишь одного человека. Первенцы, искушенные в искусстве, и хорошо знающие языческие религии, создали одну мощную, неопровержимую веру. Религию, которая в сердце своем была ничем иным, как серьезной системой контроля населения.

Так появилось Учение Первого. Настоянное на мелких верах, оно предписывало людям объединиться, ибо разделение на народы есть великое зло, которое жестоко карается Первым — зверем, породившем все живущие ныне виды. Ибо человечество — единый вид, который не должен делить себя ни по цвету кожи, ни по разрезу глаз, ни по словам. Люди должны создать одно, единое и могучее государство — Авторитет. Авторитет сей, будет руководим Автором, человеком, разум которого не одинок, но поддерживается духом Первого и советами Первенцев.

Разумеется, предполагалось, что советов Первенцев в голове Автора будет куда больше чем духа Первого и собственного разума. В конце концов, люди буду подчиняться себе подобному гораздо охотнее, чем скрытным и чуждым существам.

Согласно Инкунабуле большое почтение к Первенцам завещал Первый, а также поклонение Семи Алтарным Зверям. Ими стали Некуморк Хищник, Сормяк Кормилец, Лунь Мудрец, Орангутанг Хохмач, Кошка Великолепная, Пес Преданный и Гриб Сказочник.

Первенцы ловко использовали войну со зверьми и пришествие Пенной чумы как примеры гнева первого зверя и запустили новую веру в мир людей с сотнями проповедников, щедрых на красивые речи.

Война Зверя началась с крохотных тлеющих междоусобиц, первых столкновений язычества и новой могущественной религии. Они вспухали язычками пламени, становились жарче, расползались дальше обугливающим фронтом. Юг вспыхнул относительно легко, его всегда населяли воинственные, беспощадные народы, которые легко принимали воодушевляющие идеи. После Пенной чумы им особенно не хотелось испытывать терпение Первого.

Когда фанатики насильно причастили весь Юг, огромная армия двинулась на Север, который стоически сопротивлялся в своих древних традициях новому слову. Это была крупнейшая битва за все время существования человечества. У этой войны не было хитрых маневров, долгих позиционных противостояний и сложных планов. Юг просто навалился на Север. Несметная, многомиллионная армия, взбешенная, охваченная одной идеей, как былой чумой, вторглась на земли Севера и в многодневной битве одержала верх.

После этого он открыл глаза. Пока еще маленький, милый Авторитет. Он начал расти, организовываться, и вырос до самых берегов Белкового Океана. Все прошло по прямой плана первенцев. Теперь они через Автора и Гвардию Авторитета управляли всем населением Зрачкового континента.

Он смотрел на меня, казалось, совершенно равнодушно. Но я видал стеклянные шарики, гораздо более похожие на настоящие глаза, чем то, что поблескивало под его прямыми надбровными дугами. Его лицо, похожее на посредственную работу кукольника, несомненно, было личиной.

Я приветственно поднял руки вверх, и комната наполнилась мыльными пузырями.

— Очень мило, — тихо сказал первенец. Голос у него был как у самого доброго в мире существа. Почему-то я ощутил стыд и робкую симпатию. — Я люблю необычные приветствия. Здравствуй, Вохрас.

— Э-э-э… Да.

— Присядь, у меня к тебе важный разговор.

— Ну, конечно. Я сейчас присяду. Сам, знаешь ли, люблю посидеть вот так. Поговорить. Сидя.

Я поискал глазами стул, но единственное в комнате кресло-девушка, было занято первенцем. Тогда я, недолго думая, сел на пол и принял нагловато-раскованную позу. Когда не знаешь как себя вести — веди себя уверенно.

— Мое имя Реверанс, — сказал первенец все так же ласково.

Мне срочно нужно было как-то отреагировать. Желательно с аномальным пафосом и сверхъестественным чванством.

— Кто ты есть, Реверанс? — прошамкал я с несказанным высокомерием.

— Если тебя интересует мое происхождение, то я уроженец Торкена и его изгнанник. Кроме этого, могу тебе сообщить лишь то, что я магг, как и ты. Я здесь за тем, чтобы сделать тебе деловое предложение.

Он сказал что-то еще, но я слишком сосредоточенно возился со словом «Торкен». Видите ли, каждый человек, каким бы он ни был авантюристом или сорвиголовой, рассчитывает на некую предсказуемость в своей жизни. Пускай даже минимальную. Ему нужны гарантии, что за ним не придет первенец с неким «предложением».

— Возможно, тебе удастся меня убедить, — произнес я с нечеловеческим самомнением.

— Убедить, — повторил первенец снисходительно. — Видишь ли, я пришел сюда, чтобы посмотреть в каком состоянии башня. Я не знаю как ей управлять, но надеялся разобраться на месте. Однако, ее сломали. Система прицеливания катается внизу, в лабиринте.

Я вспомнил золотой глобус, и мне стало не по себе, как будто это именно я оторвал его и сбросил вниз.

— Починить настолько древний механизм я вряд ли сумею, — продолжал Реверанс. — И не потому что он сложен, просто у меня не хватит времени. Кстати, насчет времени. Скажи, сколько ты провел здесь?

— Э-э-э…

— Завтра исполниться триста восемьдесят нерестов ровно, — не дожидаясь ответа, сказал первенец. — Триста восемьдесят лет здесь, в безнадежном заточении, заложником непробиваемых стен, которые останутся такими же холодными и через четыреста нерестов и через тысячу. Возможно, когда-нибудь ее и снесет неведомая, новая сила. Снесет вместе с твоими останками. Ты ведь не бессмертен Вохрас, поверь, я это точно знаю. Я вижу, сколько осталось твоему исковерканному телу. Оно давно уже жаждет смерти, и ты чувствуешь это. Но продолжаешь накачивать себя непроверенными заклинаниями, словно воздухом, хотя твое тело тощает гораздо быстрее, чем ты экспериментируешь. И ради чего? Ради призрачной надежды, рано или поздно освободиться. Кроме этой надежды у тебя больше ничего не осталось. Я могу тебя освободить, если ты мне поможешь Вохрас.

Неужели опять? — подумал я, наполняясь старым добрым, выдержанным, как дорогое вино, предчувствием беды. Когда-то я уже купился на уговоры Вельда. У меня, казалось, не было тогда выбора. Сейчас меня покупал первенец и делал это ничуть не хуже Магистра гильдии воров. И снова я не видел иного выхода. Я всегда был не слишком прозорливым.

Крестец жалило даже в чужом теле. Похоже, душа у меня располагалась ближе к заднице.

Интересно, как бы на моем месте ответил Вохрас? Судя по тому, с какой скоростью он исчез из башни, он, не задумываясь, ответил бы:

— Нет.

— Не сомневаюсь, — добродушно покивал Реверанс. — Ты ведь очень умен для человека. А работа несложная. Видишь ли, важны даже не твои таланты, а ты сам… твое, так сказать, естество, если, конечно, в твоем теле еще осталось хоть что-то естественное.