Николай Дитятин - Отступники [СИ]

— Гм. Ну, знаешь. За все это время многое…

— Вохрас! Какого змея произошло?!

— …позабылось.

— Вохрас!

— Для тебя я господин Вохрас! Э-э-э… Червь!

— Да-да. Эй, ты! Да, ты, в белом! Как тебя там?! Верерамс? Где мои мидии, Верерамс?!

— Каша! Каша! Смотри, мертвый зверь! Какая прелес-с-сть… Кто? Никогда о нем не слышал.

— ..! (треск ломаемого дерева)..!

— Впервые в жизни мне кажется, что я смущен, — произнес Реверанс, глядя на моих сопартийцев сквозь паранджу на шляпе. — Ты уверен, что хочешь взять их с собой?

— Эх…

— Хорошо, я не буду тебя искушать, — сказал первенец. — Сейчас я открою портал. Времени на сборы не осталось. Наш враг уже слишком близко.

— Насколько близко? — спросил я, начав озираться по сторонам в поисках вооруженных фигур, мелькающих меж стволов.

— Ежи! — заорал вдруг Рем.

— Он уже здесь, — спокойно ответил Реверанс, надевая на руки плотные рукавицы расшитые алмазными нитями. — Хм. Ежи. Миумун, ты, как всегда, жалок.

— И змеи! — добавил Рем, уже почти у меня под боком.

— А вот это уже серьезней, — сказал Реверанс, совершая рукавицами сложные пассы. Со всей поляны, окрестного леса, быть может со всего мира, к нам потянулась душная, колючая сила, которая злобно кусала Реверанса за рукавицы, пыталась жалить его и жечь. Рукавицы задымились.

Тем временем, к нам со всех сторон сползалась армия маленьких озлобленных зверюшек. Сплошной фыркающей ордой семенили ежи, меж которых струились тугие змеиные тела. Шуршали скорпионы, сверху над нами собирались эскадры синиц, воробьев и галок.

Я пытался найти смысл в происходящем. Рем сидел на плечах у Олечуча, который с воплями носился по ежам. Проглот нервничал, он никак не мог найти позиции с которой он мог бы контролировать всю пищу сразу.

— Реверанс! — запищали над нами синицы. — Тебе запрещено появляться на Зрачковом континенте, и ты это знаешь лучше, чем свое имя! Не знаю, зачем тебе этот мешок с костями, но помни, что мы все время следим за тобой. Великое Оно будет осведомлено о твоих действиях. Оставь волшебника здесь и убирайся!

— Нет, — просто ответил Реверанс.

— Тогда пеняй на себя, — немедленно пропищали синицы.

— Ты не сказал мне ничего нового, — вполголоса проговорил Реверанс. — Вы немощны и ничтожны. Вы разменяли свою честь на бесконечные струны правления. Делай что хочешь. Жалуйся, кому хочешь. Ты даже не знаешь для чего это нужно. Это всего лишь привычка. Жаль зеркала могут показать лишь ваши ожиревшие хари! Кроме этого, вы ничего не способны увидеть в них. Вохрас!

— А? — встрепенулся я, путаясь в балахоне.

— Все готово, зови своих слуг.

— Э-э-э, рабы! Рабы! Немедленно ко мне, мы уходим. Проглот, к ноге!

Как ни странно Олечуч тут же подковылял ко мне и, сбросив Рема на траву, с хриплыми возгласами, принялся нанизывать на шипы наголенников ежовые шкурки. Проглот радостно носился вокруг, преданно заглядывая в глаза своими драгоценными каменьями. На его шкуре появилось несколько зеленых веточек и подрагивающие скорпионьи хвостики.

— Реверанс! Змеи!

— Уже.

Первенец снял рукавицы и набрал пригоршню песка из мешочка на поясе. Развеял ее перед собой. Песок оседал на чем-то невидимом, имеющем форму пожеванного бублика.

— Внутрь, — сказал Реверанс.

Я зажмурил глаза, зажал двумя пальцами нос и, глотнув воздуха насыщенного ежовыми шорохами, бомбочкой прыгнул в центр портала.

А пока организмы Престона и его товарищей (во всяком случае, даже из Олечуча полезла солома, хотя у него организма никогда не было) с невыносимыми, адовыми муками, проходят через сито пространственного полотна, мы опередим их молниеносное появление в Гигане. И заглянем в Золотую Струю № 13, что на углу здания налогового управления Малой Кривоватой улицы.

Более унылого и несчастливого места вы еще не встречали.

Собственно сама таверна выглядит как обычно, те же утвержденные рекламной коллегией вывески, похожие на обломки фанеры, оставшиеся после кораблекрушения. Те же узенькие окошечки, в которых наслоения копоти давно стали гораздо крепче стекла. Та же типовая планировка помещений, специально спроектированная для удобства разгона пьяных драк и отплясывания довольно примитивного, но популярного у плебса танца «Присядь-встань-присядь». И даже мухи в пиве неотличимы от своих товарок в самой разудалой и веселой Золотой Струе № 2.

Но здание налоговой службы, похожее на гигантский нарост-паразит, а также относительная близость к брокерской конторе, родильному дому, кладбищу и бирже труда, делает Золотую Струю № 13 логовом упадка, депрессии и градаций серого цвета. Здесь пропивают последнее, заливают тоску, топят скорбь. А стоит какому-нибудь кретину вломиться в печально певучие створки с фальшиво-торжественными воплями «всем по кружке, я стал отцом», как его хватит по затылку нуаровая безнадега. И он, утерев вмиг набежавшую на глаза соленую поволоку, бухнется задом на стул, а после вялыми губами спросит одну-единственную рюмку чего-нибудь ядовитого.

Эта безнадега копилась в Золотой Струе № 13, стряхнутая с мокрых шляп, вытолкнутая из легких вместе с табачным дымом, упавшая на столик с одинокой горькой слезой и, разумеется, пузырящаяся с остатками пива на дне не первой за сегодня кружки.

О нет, Золотая Струя № 13 это не то место где вам придется быть разогнанным из-за пьяной драки или от души, с придыхами и потом, сплясать «присядь-встань-присядь». Нет, друзья, только не здесь, не под этим портретом грустной собаки, который нехотя висит над стойкой бармена.

В этом месте можно и нужно сетовать на жизнь, корить остальных в своих неудачах, размазывать слезы по впалым щекам, и задавать Первому риторические вопросы вроде классического «почему я?» или, что не реже, «за что?». Вы конечно можете и посмеяться… Но только иронически. Или истерически. Над своим очередным несчастливым билетом, разбившейся на скачках ло-ша-ди, которая унесла в ло-ша-ди-ный рай ваши последние деньги, вырученные с продажи дочкиного платьица.

Идеальное место, чтобы без оглядки жалеть себя и отдавать жизненную инициативу этому проклятому приживале Визерсу, который ничего не делает, а получает все. Все что принадлежит вам! Принадлежит по праву! Потому что вы как белка в колесе… Сначала этот приработок после колледжа, потом знаешь, такая работа вошла в привычку. Думал, что буду расти… Мое место… Я метил в это кресло, ну ты знаешь, я ловил слова начальства как пес палочки. А потом этот… Как его… Все время забываю его гаденькую фамилию. Как хвост у ящерицы… И… А эта стерва говорила что-то про шалаш и рай, а потом укатила на карете. Еще, да, оставь бутылку… Й-еэк!

И вот вы уже на полу и над вами нависает громила похожий выражением лица на усталого священника, работающего при холерных бараках.