Анна Алмазная - Мой герой [СИ]

А женщинами?

И тут же меня одернули, заставили встать на антиграв, пустили в лицо струю холодного воздуха и заставили летать по кругу, меж этих проклятых вершин. И все время бубнили в чип:

— Выпрямись! Выше! Чуть согни ноги… поверни антиграв, хорошо! А теперь улыбнись, будто самой красивой девушке, давай! Сядь, поставь антиграв рядом…

С меня стянули куртку, окатили теплой, на счастье, водой, и рубашка поструилась по моей груди влажными волнами. Голограф что-то говорил в чип, а я вдруг вспомнила свой бег, в шкуре зверя, по лесу… Свободу, сладость пахнущего травами ветра, запах моей мокрой от росы шкуры, и засмеялась…

— Молодец! Хорошо поработал, — внезапно остановил съемку голограф, и в его голосе я уловила дивные, не свойственные ему до тех пор нотки.

Взгляд его стал другим, заинтересованным и слегка насмешливым, от которого мне почему-то стало тошно. Уходить отсюда надо! Сейчас!

— А теперь под теплый душ, — сказал голограф, улыбаясь так же, сладко-сладко. — Не хочу, чтобы вы простыли. Максимилиан не простит, если его топовый игрок сляжет с простудой перед самым турниром.

Макс, конечно, не простит, но почему мне тут видится какой-то подвох? Да и… я и простуда? Переживу как-то и без душа!

— Спасибо, — тихо ответила я, — я просто переоденусь и пойду. У меня еще тренировки.

Врала, Максимилиан ясно дал понять, что сегодня больше никаких тренировок не будет, но и оставаться наедине с голографом мне почему-то не совсем улыбалось.

— Тогда выпейте хоть чего-нибудь горячего, — засуетился он, сунув мне в руки чашку с кофе.

И сразу же будто встрепенулась рядом его асистентка, взвизгнула странно, дернулась и локтем ударила в дно чашки, да так, что все кофе мне вылилось на лицо, волосы, рубашку.

— Черт! — выругалась я.

Благо еще, что не горячее, а вот волосы, рубашка, все было мокрым и липким: кофеек оказался еще и с сахаром. Хотя я его с сахаром никогда и не пила. Но кто бы меня тут спрашивал?

— О, простите, — воскликнул голограф, и накинулся на бедную девушку: — Куда прешь, дура! Посмотри, что ты наделала!

Только взгляд у него был не злой, скорее довольный, и у меня начало зарождаться странное подозрение… Быстро окрепшее после слов:

— Но вы, уважаемый, теперь он душа не уйдете… не в таком виде.

Почему мне казалось, что не стоило идти в тот душ? Но… не ехать же мокрой домой… да и волосы так противно слиплись, когда высохнут, будет еще хуже. Фиг расчешу и этот сахар смою.

— Хорошо, — согласилась я. Хотя соглашаться, сказать по правде, очень не хотелось.

Я пошла за бледной почему-то ассистенткой, сбросила на скамью влажную и грязную теперь одежду, влезла под тугие теплые струи душа. На миг показалось, что за полупрозрачной стенкой душа что-то мелькнуло, но показалось же? Кто будет сюда входить? Макс их клиент, полагаю, клиент, который хорошо платит, так что и злить они меня, думаю, не станут.

Но когда я вышла… На полке возле душа лежало женское кружевное белье, дорогое, блин, наверное, женское же розовенькое платье с короткой пышной юбкой, черненькие чулочки со стрелками, пояс для чулочков и красные туфли на нехилом каблуке. Да я в такое ни в жизнь не…

— Эта одежда вам лучше подходит, девушка, — сказал из-за двери голограф. — Я не выдам ваш секрет, если… вы согласитесь на небольшую сессию. Настоящую. В вашем настоящем облике. Гримеры ждут вас за дверью. И выхода у вас нет. Либо согласитесь, либо я отдам в сеть ваши обнаженные голограммы из душа.

Черт! И к Максу за помощью не обратишься. Все этот голограф продумал, а мне-то теперь что делать?

— Вы это специально! — зашипела я. — Специально толкнули вашу ассистентку!

— Может, и специально, — не стал отрицать он. — Люблю красивых девушек, а их ко мне в последнее время приводят так редко, — даже не знаю и почему, а? — аж жалко… а вот женственных парней не люблю. Как хорошо, что вы оказались первой, а все же не вторым. Но вы не волнуйтесь, что я дурак, рук распускать не буду. Выдавать вас тоже не буду. Просто пара качественных голограмм в полный рост в этом наряде, и мы в расчете. Я даже голой вас снимать не буду, я же не зверь какой-то.

Да уж, не зверь, счас! Но… но… у меня выход есть? Нету у меня выхода!

— Что вы будете делать с этими голограммами! — взвилась я, и вздрогнула от ответа:

— Для личного пользования, девочка. Исключительно для личного пользования!

И больше спрашивать мне не хотелось. И угораздило же мне нарваться на такого извращенца? Хотя… только бы не лапал… только бы удрать отсюда и поскорее… поговорить с Алексом и Тимофеем, может, они что-то придумают. Пока же, сколько не старалась, я не могла связаться ни с одним, ни со вторым. Алекс, наверное, спал, а Тимофей — зашился в своих лабораториях. Почему именно сейчас, ну почему, когда они так мне нужны? И док… док тоже не отзывается, наверное, занят каким-то пациентом, а больше помощи попросить некого. Не в такой ситуации!

И, поняв, что выхода у меня нет: либо одеваться так, как предложили, либо сматываться отсюда голой, я оделась. Посмотрела в зеркало и глазам своим не поверила: я уже и забыла, как я выгляжу в образе девушки. Привыкла к другой жизни, другой одежде… и ходить на каблуках стало как-то не совсем привычно.

После того, как мне наложили макияж, вновь нарастили мне волосы (интересно, кто их обрезать будет), я вернулась в студию. Голограф аж прыгал вокруг от удовольствия. Говорил, что ему так редко присылают сюда девушек, и я, в принципе, догадывалась почему. И вновь защелкала вокруг камера, и на этот раз меня даже не просили улыбнуться… голографу нравилось мое смущение. Мое неудовольствие. Парализовавший меня страх.

Я даже взгляда не осмеливалась поднять. Я представляла, что будет, если эти голограммы увидит кто-то из ребят… и кусала губы в бессилье — что я делаю, зачем?

Это все не со мной! Это все не я! Боже, не я!

— Твои слезы прекрасны! — прошептал голограф, и в тот же миг я почувствовала его ладонь на моем бедре.

– Мы договаривались только на голограммы! — воскликнула я, отвешивая ему пощечину.

А он? Он опять сладко улыбнулся, прошептал как же я красива в гневе, и сказал:

– Я лишь чуть-чуть…

Но… я знала, что чуть-чуть тут не обойдется. Вырвалась из его объятий и бросилась прочь из проклятого агентства! Он что-то кричал вслед, но я не слушала, влетела в виртлифт, выбежала на первом уровне и бросилась к дверям. Куда, зачем, уже не так и важно! Я должна вернуться! Должна вернуться домой! Благо, что уже девять и Левый должен меня ждать на стоянке для флаеров.

– Я уже выхожу, — сказала я Левого, и опешила от холодного:

— А мне какое дело?

— Разве ты не должен был меня отвести? — еще не веря, что меня подставили, да еще так круто подставили, спросила я.