Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

Шляпа Пьеро тоже смущала. Он не мог припомнить, откуда она у него. Кажется, где-то подобрал… но зачем надел? Это было неясно. Снимать же её почему-то не хотелось.

Внезапно заяц выпрыгнул куда-то на свет. Мимо побежали высокие фонари, и маленький шахид понял, что он каким-то образом очутился на Тверской. Хотя до сего момента он был абсолютно уверен, что скачет прочь из города, к Мальвине. Ну или не к Мальвине, но прочь из города уж точно.

Напрасно поэт дёргал зайца за уши, орал в ухо команды и вообще суетился. Заяц двигался одному ему ведомым маршрутом.

Когда они проскочили полицейский участок, Пьеро запаниковал. Он бы соскочил, но на такой скорости это было невозможно.

Заяц свернул в переулок, потом в другой. Проскочил через какую-то арку.

Впереди была тёмная глухая стена с чёрным пятном посередине.

В какую-то крохотную долю секунды маленький шахид поднял, что ему пиздец. Заяц или вмажется в стену или затормозит, во втором случае в стену вмажется только Пьеро. В любом случае выжить у него шансов нет.

Страха не было. Наоборот, маленького шахида охватил какой-то самоубийственный восторг. Небытие распахнуло перед ним врата, и он был готов войти в них головой вперёд.

Перед самой стеной заяц припал к земле, отчаянно тормозя и вспахивая асфальт когтями.

А Пьеро лёгкой ласточкой взмыл с седла и полетел прямо в середину чёрного пятна.

Небытия, однако, не случилось. Вместо этого случился удар, грохот, звон, что-то острое посекло Пьеро лицо и плечи и он, кувыркаясь, полетел в темноту. Потом его приложило обо что-то твёрдое и он выключился.

После нескольких секунд бессознанки Пьеро пришёл в себя и осторожно открыл глаза. И прихуел.

На него с непередаваемым изумлением взирала Ева Писториус.

— И что нам теперь делать? — растерянно спросила Львика, глядя Еве пониже крестца.

— Дай подумать, — отозвалась обладательница рыжей попки, ёрзая на своей подстилке и пытаясь открыть зубами бутылку сидра.

Львика искренне не понимала, что происходит. Почему они вообще занялись этим непонятно откуда взявшимся дурацким существом, зачем привезли к себе домой — офис на Пятницкой Львика уже привыкла считать домом — и куда его теперь девать.

У Евы была другая проблема. С одной стороны, она собралась было срочно отправить бэтмена Карабасу. Который сейчас примчится, схватит дезертира и примерно накажет его. А её, Евушку, полюбит ещё сильнее.

С другой стороны… Ева относилась к Пьеро не то чтобы уж совсем нежно, но всё-таки приятельствовала. И отдавать его — бестолкового и несчастного — на расправу Карабасу ей всё-таки не хотелось. То есть нет, не так! С того мига, когда она увидела Пьеро и признала его, ей было абсолютно ясно, что она должна доставить его к Карабаса. Хотя бы потому, что Карабас увидел бы её секрет у неё в голове, и никогда бы не простил ей того, что она отпустила дезертира, даже не попытавшись его пленить. Но ей не хотелось, чтобы Карабас сильно мучил Пьеро. Ей — по-женски — хотелось бы, чтобы тот его слегка поругал и простил. Сейчас она как раз подбирала слова, чтобы уговорить любимого быть поснисходительнее.

Что касается героя этих размышлений, он вёл себя как сильно ушибленный. Причина тому была в том, что он и был сильно ушибленный. Нет, он вроде как был в сознании — но очень условно. Идти не мог, пришлось укладывать его на спину Львике и тащить наверх. Ева не помнила, кто ей помог уместить неудобного хомосапого на спине подруги — но кто-то явно помог, сама она не справилась бы. Кто-то помог и с извозчиком, и с разгрузкой, и с зайцем этим дурацким… но вот кто? В памяти осталось что-то красное и что-то синее, красное вроде было сверху… или синее сверху? В голове что-то мелькнуло, закрутилось и исчезло — будто вывинтили шуруп. Осталась дырочка, которую тут же и затянуло насущной заботой: как бы всё-таки убедить Карабаса, чтобы он не убил этого дурака сразу?

— М-м-м-м-мнээээ, — промычал Пьеро, пытаясь встать.

— Куда собрался? — Ева осторожно боднула его мордочкой в спину, ожидая, что он тут же и упадёт.

Против ожиданий, он не упал. Наоборот, он осторожненько-осторожненько распрямился. Тощие колени его ходили ходуном, но он стоял.

— У меня была шляпа, — сказал он почти нормальным голосом. — Вот здесь, — он схватился за голову, точнее — за спёкшуюся корку крови и грязи, которая её покрывала. — Где моя шляпа?

— Эй, — обеспокоенно сказала Ева, — с тобой всё в порядке? Какая шляпа? Не было у тебя никакой шляпы!

— Вы забрали шляпу, шляпу мою украли, сраные. обормотки… и одежду мою забрали… и штаны… я тут голый стою… — бормотал тем временем Пьеро, ощупывая себя. Бледная, безволосая кожа его покрылась противными мурашками.

— Мне надо идти… — бубнил маленький шахид, — идти мне надобно, быстро-быстро… Зайчик! Зайчик! — вдруг заорал он так, что у поняшки заложило уши. — Зайчик убежал… — растерянно сказал он. — Это вы его спугнули, засранки!

Львика грозно поднялась со своего места и встала, хлеща себя хвостом по бёдрам.

— Ты как нас назвал? — переспросила она голосом, не предвещающим ничего доброго.

— Львика, не надо! — успела крикнуть Ева, когда Пьеро внезапно метнулся к двери.

Ева прыгнула с места. Пьеро, не оборачиваясь, врезал ей ногой по лицу. Удар был сильным и точным. Ну, почти точным: пятка не достала до носа совсем чуть-чуть. Поняша, не думая, чисто на рефлексах, бросилась на пол, схватила зубами другую ногу маленького шахида и сжала зубы.

Будь Пьеро в форме, всё это кончилось бы для Евы не самым лучшим образом. Но Пьеро не был в форме. У него была разбита — несколько раз! — голова, он был изранен, и наконец, истощён. И всё же включившиеся навыки боевика его не подвели. То, что вбито, уже не выбьешь.

Он не упал. Он не начал вырываться. Он сделал как учили: с силой пропихнул захваченную зубами ногу ещё дальше в рот. Поняша на автомате его открыла. Пьеро освободил ногу, упал, сгруппировавшись, на пол, перекатился. На его исцарапанном лице появилось нехорошее сосредоточенное выражение. Он быстрым движением схватил с пола пустую бутылку и грохнул её о край стола. «Розочка» зловеще блеснула. Ева с опозданием вспомнила всё, что слышала про боевое прошлое поэта.

— Хотите сдать меня Карабасу? — прошипел он злобно и осмысленно. — Выдать! Выдать меня хотите! Авотхуй! Уйду, скобейды, как есть уйду…

Львика уставилась на Пьеро, ловя его взгляд.

— Маленький что ты бегаешь маленький тебе страшно маленький иди к мамочке… — забормотала она майсу.

Пьеро выронил было розочку, но тут же собрался с духом и закрыл лицо руками.

«Плохо» — решила Ева. «Надо было самой». Кого другого Львика бы, может, някнула, но Пьеро в нынешнем своём наадреналиненном состоянии был орешком довольно крепким. Увы, перехватывать чужой няш было нельзя — потенциальная жертва могла и вовсе сорваться с крючка.