Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

Внезапно железный козырёк со скрежетом дёрнулся. Мирра едва удержалась на ногах.

Пол дёрнулся снова. Поняша подвинулась ближе к окну. Прищурилась. Ей показалось, или козырёк стал немного у́же?

Снова заскрежетало и дёрнуло. До Ловицкой, наконец, дошло. Козырёк втягивался. Через небольшое время она не сможет удержаться на сужающемся полукруге.

Она подняла переднюю ногу и ударила в створку окна. Тщетно.

Снова скрежет. Ещё несколько сантиметров долой.

Мирра, наконец, испугалась. Она встала на задние ноги и замолотила копытами по витражам. Бесполезно.

— Полковник! — закричала поняша. — Откройте!

Никакого эффекта.

«Он не будет, он не будет», — шептала поняша. Она пыталась убедить себя, что Барсуков не стал бы убивать её так просто, так неизысканно. Но скрежет под ногами был убедительнее и страшнее.

Площадь козырька сокращалась. Мирра кричала в голос, умоляя открыть.

Наконец, остался самый краешек, на котором поняша еле держалась. Она понимала — вот сейчас ещё рывок, и она упадёт вниз.

«Спиной вперёд», — вспомнила она. Но тело не слушалось. Оно жалось к закрытому окну.

Снова заскрежетало — и в этот момент створки раздвинулись. Поняша упала на живот. Две-три секунды лежала с закрытыми глазами.

— Встать! — приказал Барсуков.

Она послушалась. Подняла голову. Барсуков смотрел на неё пристально, без улыбки.

— Сейчас ты могла умереть легко, — сказал он. — Больше такой возможности у тебя не будет. Ты не передумала?

— Нет, — выдавила из себя Ловицкая, стараясь не выдать себя голосом. Она чувствовала благодарность — глупую, постыдную благодарность к существу, которое могло её убить и не убило.

— Будем считать, что этот вопрос мы выяснили, — сказал Барсуков. — Теперь я объясню, что мне нужно. Раньше это называлось эскорт-услуги. Ты должна сопровождать меня на некоторые встречи. В качестве услужающей. И делать то, что положено услужающей. В меру физических возможностей.

— Но почему я? — не поняла Мирра.

— Потому, — полковник поднял вверх мохнатый палец с когтем. — Сейчас решаются очень важные вопросы. Некоторые хотят оставить меня на вторых ролях. Понты дороже денег. В общем, не думай об этом. Просто делай то, что я скажу. Самое главное — ты должна быть покорной. Почтительной. Делать всё, что я скажу. И не делать ничего, чего бы я не приказывал. В частности — никому не говорить, что у тебя проблемы с няшем. Не намекать, не подтверждать, не отвечать не вопросы. Это должно остаться между нами. До определённого момента, во всяком случае.

— А тот хемуль? — спросила поняша, уже понимая, что услышит.

— Он уже ничего не скажет, — предсказуемо ответил Барсуков. — В общем так. Если я добьюсь чего хочу, то устрою твои дела. У тебя будут деньги, домик в Директории и спокойная жизнь. Но если захочешь, я возьму тебя в экспертную группу по эквестрийскому вопросу. Может быть, ты её даже возглавишь. Будешь готовить программу реконструкции вашего домена. У тебя будет много работы и много возможностей. Гораздо больше, чем сейчас у какой-нибудь пуси в балаклаве…

Речи Барсукова звучали заманчиво. Но Мирра тоже не трёхлеткой была, и прекрасно понимала, что полковник просто заговаривает ей зубы. Однако выбирать было не из чего.

— Я могу попросить об одной вещи? — сказала она.

— Попросить — можешь, — Барсуков выделил голосом слово «попросить».

— Я могу не вскакивать, когда вы приходите? Мне это тяжело, — пожаловалась Ловицкая.

— Нет, этого я тебе не позволяю. Как только ты меня видишь, ты начинаешь мне служить. Ты не привыкла быть услужающей, тебе нужно учиться. Так что ты будешь вставать. Это тебе поможет правильно настроиться. Ладно, хватит, у меня много дел.

Полковник повернулся и ушёл не прощаясь.

Поняша, наконец, легла на подстилку, вытянула передние ноги. Странно, но после разговора ей стало легче. Горе никуда не ушло, но появилось что-то и помимо него.

Появился шерстяной с охапкой сена. Оно было несвежим и пахло прелью. Но желудок Мирры радостно затрепетал. Телу хотелось есть, а голова перестала отравлять его чернотой.

Ловицкая с жадностью съела сено. Легла. Но это была не та тупая, бессмысленная лёжка, кончающаяся сном. В голове роились догадки, предположения… и даже какие-то планы на будущее.

Ещё поживём, решила она. Ещё поживём — и кое-кому покажем.

Институт Трансгенных Исследований, корпус Е-bis (общежитие персонала). 
1-й наземный этаж, 52а. — Город Дураков, ул. Кикабидзе, 6, отдел МВД ГД по Вожирарскому району.

Current mood: uncomfortable/не такое, какое хотелось бы

Current music: В. Цой — Следи за собой, будь осторожен

Под утро подушка, как обычно, промокла от слёз, а простыня — от соплей.

Обычно ей это не мешало. Но на этот раз Шушара неудачно ткнулась носом в мокрое пятно и проснулась.

Убедившись, что заснуть обратно уже не получится, крыса села на койку. Продрала глазки. Понюхала воздух. Вокруг неё в темноте плавали запахи её тела: сухой аромат шерсти, сладковатый запах накожного сала, отдушка от пропуканного одеяла. Поперёк этого всего с подоконника настырно воняло свежей зеленью.

В голове колыхались обрывки сна. Снился Аузбухенцентр: чем-то занятый Лев Строфокамилович, пердимонокль в рогах Вежливого Лося окровавленный яйцеклад тщательно выпоротой саранчи. И, конечно же, охальник Гепа, лезущий ей под хвостик. Образы были настолько живые, что крыса снова разрыдалась. Тут же потекли сопли. Да так потекли, что пришлось сморкнуться в простыню.

Потом опустило. Шушара включила свет. В её каморке всё было как всегда, не хуже и не лучше прежнего. Единственной заметной неприятностью оставалась перегоревшая батарея. Чтобы хвост не мёрз по ночам {282} , крысе пришлось оставляла на ночь включённой электроплитку. На ней же она разогревала еду. В Аузбухенцентре она пристрастилась к горячей пище.

Сейчас она тоже съела бы что-нибудь. Но сначала нужно было осмотреть нос на подоконнике. Судя по запаху зелени, у него там опять что-то выросло.

То и вышло. За ночь нос успел оснаститься двумя веточками с клейкими зелёными листочками. Крыса взяла секатор, подошла к окну и отсекла лишнее. Нос тоненько запищал: он не любил, когда его лишают перспектив развития.

Заботиться о носе ей поручил Замза. Ему, видите ли, было интересно, что из него в итоге вырастет.