Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

— Я расскажу, — Ловицкой было всё равно, но тело боли не хотело, да и не заслуживало. — Сперва услужающая поставила мне пластинку…

Она рассказывала долго: полковника интересовали детали. В конце концов, когда она дошла до образа чёрного божества, крутящего мир, он начал переспрашивать буквально через слово.

— Всегда один образ… — пробормотал он. — Колесо сансары. Прялка и нити судьбы. Круг времени. Ну да, тентура именно так и выглядит. Если верить старшим. Мне так ничего и не показали, — в голосе Барсукова прорезалась старая обида.

— Что со мной случилось? — спросила Мирра.

— Я не техник, — сказал Барсуков, — но думаю вот что. Все способности субъекта прописаны в глобальной переменной. В принципе, её значение можно менять. Разными способами. Обычно это делается, чтобы какие-то способности приобрести. Иногда их можно потерять. Но чтобы утратить родовую способность, свойство основы — такого я не помню. Считалось, что это невозможно, так как она записана на глобальную переменную самой основы. Это значит, что тентура больше не опознаёт тебя как пони… В любом случае, это всё не твоего ума дела. Поговорим о тебе.

— Можно я лягу? — попросила Ловицкая.

— Нет, — сказал Барсуков. — Стой и слушай. Ты хочешь вернуться в Эквестрию?

— Хотела бы, — сказала Мирра. — Но не хочу.

— Хммм… Ну да, я понимаю. Тебя туда тянет, но ты понимаешь, что не надо. Кстати, а что именно ты понимаешь?

— Семья, подруги, работа, — коротко сказала Ловицкая.

— Ну да, ну да. Дай-ка я сам попробую… Пуси-Раут для тебя закрыт. Со всех административных должностей тебя снимут {280} . Знакомые разорвут с тобой отношения. Из жалости или из брезгливости. Правда, у тебя есть деньги. Ты сможешь купить домик где-нибудь в глухом месте. Нанять прислугу. И тихо спиться например.

— Я не вернусь, — Ловицкая опустила голову.

— Да, ты права. Ты и в самом деле не вернёшься. Потому что у тебя нет возможности. Как ты доберёшься до места? Дойдёшь ногами? А кто тебе даст охрану и защиту? Никто. В Эквестрии ты никому не нужна. Здесь? А зачем тебя отпускать? Нахнахи тебя не трогают, потому что боятся меня. И твоего няша. Они даже тебе прислуживают. Но это всё ровно до того момента, пока я ним не скажу, что они могут делать с тобой всё что угодно. Ты ничего не можешь, а вот они могут сделать с тобой много интересного. Они любят маленьких, слабых, беззащитных существ. Таких, как ты сейчас.

— И вы мне не поможете? — Мирра всё-таки ум не растеряла, и понимала, что полковник говорит ей всё это с какой-то целью. Просто у неё не было сил и желания играть в эти игры.

— Может быть, помогу. Может быть, нет. Я ещё не решил, — ответил полковник, разглаживая рыжие усы.

— Что это значит? — не поняла Ловицкая.

— У меня есть кое-какие идеи насчёт тебя, — туманно выразился Барсуков. — Будешь делать то, что я говорю — и я порешаю твои проблемки. Да, кстати. Есть проблемка, который нужно решить прямо сейчас. Давай-ка начистоту. Ты вообще намерена жить дальше? Или у тебя другие планы?

— Не знаю, — сказала поняша.

— Вот чего не люблю, так это колебаний в таких вопросах, — поморщился полковник. — Так всё-таки? To be or not to be?

— Не знаю, — повторила Мирра.

— Давай выясним. Прямо сейчас. Один раз и навсегда. Чтобы больше не возвращаться к этому вопросу. Пойдём.

Ловицкая замешкалась. Тогда полковник подошёл и взял её за ухо. Скрутил. Это было неожиданно и больно. Ещё больнее стало, когда он дёрнул.

Поняша не издала ни звука, просто потекли слёзы.

— Поняла? Иди, — приказал полковник.

И Мирра покорилась. Опустив голову, она брела за Барсуковым. Перед ней сменялись плитки пола, потом кирпичи винтовых лестниц. Они шли вверх, долго и утомительно.

Наконец, отворилась высокая дверь. Мирра вошла в небольшой зал, отделанный светлыми деревом. Мебели в нём почти не было — только два кресла для хомосапых, да низкий столик у окна. Зато окно было великолепным. Огромное, во всю стену до пола, оно состояло из двух половин, украшенных узорными витражами. Ловицкая невольно залюбовалась изящным орнаментом — цветы, птицы, абстрактные узоры.

— Нравится? — спросил Барсуков.

— Да, — признала Мирра. — Меня сюда не водили, — припомнила она свой приезд, когда ей показывали Болат-Юрт.

— Неудивительно. Это особенное место. Посмотри сюда, — предложил Барсуков и взялся за ручки оконных рам. Половинки окна с тихим скрипом разъехались в стороны. Дохнуло сырым воздухом, показались хмурые небеса.

Мирра подошла поближе. За окном находилась маленькая полукруглая площадка без перил — что-то вроде железного козырька. Далеко внизу был виден плац.

— Это зал почётных дефенестраций {281} , — сказал Барсуков. — Бывают ситуации, когда к врагу нужно проявить уважение. Когда Тарзан укреплял свою власть, ему иногда приходилось убивать весьма почтенных существ. Например, глав старых родов. Их нельзя было маналулить. Их даже нельзя было просто забить. Всё это вызвало бы слишком большое возмущение. Поэтому пришлось ввести специальную процедуру. Видишь ли, шерстяные по основе обезьяны. Их предки лазили по деревьям и скалам. Многие падали и разбивались. Особенно старики. Это считалось уважаемой причиной смерти для хорошо пожившего существа. Даже если кто-то из стаи немного помог. Понимаешь, о чём я?

Поняша кивнула.

— Это окно, — продолжал полковник тоном экскурсовода, — сделано так, чтобы проводить уважаемое существо с почётом. Видишь кресла и стол? Можно было поесть, выкурить сигару и попросить Тарзана о какой-нибудь небольшой любезности. Потом осуждённый открывал окно, выходил на козырёк и я закрывал створки. Чтобы никто не видел его страха и колебаний. Для шерстяных это важно — выглядеть достойно в любой ситуации. Обычно мы делали это ночью, чтобы никто не смотрел снизу. Некоторые просили сделать всё утром. Хотя тебя вряд ли взволнуют такие моменты.

Он помолчал, прикрыв глаза — видимо, вспоминал что-то.

— Лучше всего падать спиной вперёд, — продолжил он. — Тогда ломается позвоночник или шея. Быстрая смерть, чистая смерть. Выходи.

— Не надо, — сказала Мирра. — Я не хочу.

— Важно только то, чего хочу я, — заявил Барсуков. — А я хочу, чтобы ты прочувствовала цену жизни. Выходи. Быстро. Ударить тебя?

Поняша покорилась. Она вышла на козырёк. Копыта слегка скользили.

С треском закрылись створки. Мирра осталась одна.

Страха не было. Ну разве что совсем чуть-чуть. Ловицкая, как все пони, не любила высоты. Но и только.

Мирра собралась с духом и посмотрела вниз. Плац Железного Двора казался очень маленьким. Маленьким и никчёмным.

Откуда-то снизу донёсся характерный звук: включился паровик. Ловицкая подумала, что здесь, похоже, есть лифт, и что полковник зря гонял её по лестницам.