Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

Кто ж мог предположить, что какие-то паршивые уличные шакалы совершенно случайно наткнутся на настоящих учкудукских сектантов?! Более того — обнаружат точку распространения спайс-эфира?

Было так. Двое патрульных, Эдик и Сирожа, шли по улице Чуковской. Навстречу им бежал мелкий гозман. Они его окликнули — даже не собираясь задерживать, просто для проформы. Гозман, однако, бросился наутёк, а когда был пойман — пытался плеваться. Разозлённые патрульные ему намяли бока, потом обыскали — и нашли склянку с эфиром и пачку листовок с откровениями Пророка. После непродолжительной беседы с применением традиционных способов убеждения гозман признался, что работает на учкудукцев. И сейчас нёс дозу в подпольный медиацентр, где сектанты принимают откровения Пророка.

Эдик и Сирожа рассудили, что геройствовать в логове сектантов им совершенно ни к чему. А вот за выявление точки распространения спайса им премию выпишут. Тем более, гозман сообщил, что точка находится на частной квартире у какой-то старой свиньи. Поэтому шакалы завезли гозмана на участок, а сами прихватили цуцика-эмпата и отправились на точку.

И опять же: на какую-то значительную добычу шакалы не рассчитывали. Иначе они обошлись бы без понятых. Но вот обнаружение золота резко изменило их жизненные приоритеты {374} .

План Эдика сложился в ту же секунду, когда он увидел мешочек. Он был прост: убрать всех лишних. Сначала прикончить свинью {375} , потом лису, потом оглоушить цуцика и подложить его под свиную тушу. В дальнейшем объяснить убийство свиньи тем, что она пыталась разбить банку со спайсовым эфиром — что угрожало жизни и здоровью патрульных. Смерть цуцика, в свою очередь, объяснялась тем, что его задавила свинья своим весом. За это их, конечно, поругали бы, но и только. Труп лисы представлял проблему, но не очень большую. Его можно было оставить в квартире, выдав лису за сектантку. Можно было свалить её смерть на разбушевавшуюся свинью. Наконец, тело можно было тихо завернуть в простыню и отвезти в мясную лавку для такс и фокстерьеров — куда полицейские часто свозили недоеденных задержанных и т. п. отходы правоприменения… Главное же было то, что соверены, как известно, не пахнут и ауры не имеют {376} .

Вероятнее всего, у них всё получилось бы. Если бы не носорог, так некстати заявившийся.

И наконец, об этом. То есть о Службе Собственной Безопасности, которой тоже накрутили хвост на предмет обнаружения и выявления.

Сотрудники «собячки» прекрасно понимали: такое нарушение, как «укрытие от регистрации и учёта», практически не выявляемо. Но опять же — нужно было показать какой-то результат, причём немедленно (кампания же!). Поэтому ССБ решила действовать по традиционной схеме: поймать на чём-нибудь как можно больше сотрудников, а потом поторговаться с ними на тему признания за собой тех или иных грешков. Ну а как ещё-то?

Надо ли говорить, что большая часть нарушений, на которых полицейского легче всего поймать, совершается при задержании? И что у службы собственной безопасности имеются свои информаторы, в том числе на уровне отделений? И что молодые патрульные Эдик и Сирожа никому в хуй не всрались не были особенно дороги?

Да-да, я понимаю, что это уже пошли банальности — и что вам уже хочется сказать автору «хватит уже, мы всё поняли».

Ну извините, батенька.

16 января 313 года о. Х. День, клонящийся к вечеру.

Город Дураков (бывш. Директория), ул. Альберта Пирпойнта, 87. Отделение полиции УМВД по району Шарлоттенбург-Стрешнево

Current mood: distressed/заберите меня отсюда кто-нибудь

Current music: А. Горохов — Наша служба и опасна и трудна

В отделении было накурено. Впрочем, доносящаяся из хомосапника вонь была ещё хуже.

За столом, закапанным чернилами, густо храпел дежурный бульдог. С его левой брыли свисала ниточка слюны и дёргалась в такт храпам. Рядом на пустом стуле лежала пачка бумаг неизвестного назначения.

— Й-извините, не могли бы вы?! — в который раз начала Алиса, прикованная наручниками к холодной батарее.

— Хрррю, — сделал бульдог. — Бль-бль-бль-бль… хрррю.

Лиса с тоской посмотрела в окно. Она уже поняла, что её могут держать здесь очень долго. Но всё-таки ещё надеялась, что её когда-нибудь отпустят.

Задержавший её носорог повёз её в ближайшее отделение. Оно оказалось переполненным, полицейские бегали туда-сюда как наскипидаренные и носорога всячески игнорировали. Поехали в соседнее, там тоже было всё забито. В третьем наконец нашёлся какой-то терьер, которому носорог Алису и сдал на руки вместе с какими-то бумажками, а сам куда-то делся. Больше лиса его не видела.

Терьер хотел было запихнуть Алису в КПЗ, но хомосапник был переполнен. Клоповник тоже оказался забит. Тогда он приковал её в дежурке, на стульчике возле батареи. Сбивчивые попытки лисы объясниться терьер глухо проигнорировал.

Алисе было плохо. Она была голодна, она замёрзла, а главное — ей очень хотелось писать. Мочевой пузырь был полон и требовал опорожнения.

Но все попытки обратить на себя внимание были тщетны. Бульдог ничего не слышал за своим храпом, а изредка появлявшиеся в дежурке полицейские смотрели на неё как на пустое место.

— Й-извините! — лиса осмелилась повысить голос. — Мне в туалет нужно!

— Гаммм! — рявкнул бульдог, не прерывая сна.

Мочевой пузырь пронзила резкая боль. Лиса оскалилась.

Хлопнула дверь. Вошёл массивный бабуин с полицейским шевроном на предплечье и с папкой в руке. Мазнул по Алисе взглядом, молча достал ключи и её отцепил.

Алиса посмотрела на полицейского с благодарностью. Вернулась надежда, что сейчас её ещё немного помурыжат — а потом всё-таки отпустят.

Обезьян открыл папку, достал какие-то листочки. Потом извлёк откуда-то из шерстей обмусоленный огрызок карандаша.

— Вот, — сказал он Алисе. — Подписывай.

Алиса взяла листочки и попыталась что-то прочесть. Ничего не поняла.

— Твои показания, — объяснил обезьян. — Признаёшься в агитации и пропаганде. Здесь подписывай и ауру оставь, — он показал чёрным морщинистым пальцем в самый низ листа.

— Простите, офицер, это какая-то ошибка, — начала Алиса. — Я ни в чём не виновата, меня пригласили как понятую…