Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

Обезьян молча и быстро ударил её кулаком в живот.

От боли и неожиданности Алиса описалась. Со стула закапало.

— Бля, — бабуин брезгливо пошевелил ноздрями. — Кто эту падаль в дежурку притащил?

— Вы не поняли! Я не виновата! Я понятая! — закричала лиса. И получила ещё один удар, на этот раз в поддых. Голоса не стало. Лиса сложилась пополам, пытаясь восстановить дыхание.

Третий удар — не очень сильный, но болезненный, — пришёлся по скуле.

— Я чё сказал? — лениво спросил обезьян. — Подписывай.

— Я ничего не подпишу, — ощерилась лиса.

К следующим ударам лиса была уже готова. Переносить боль она умела, травм не особо боялась. Хотя один раз вскрикнула так, что храпящий дежурный на пару секунд проснулся. Впрочем, тут же снова и вырубился.

— Думаешь, ты крепкая? — сказал бабуин. — Ладно, пошли. Тебя волки сперва отхарят, потом по хвосту настучат {377} . Если тебе это так надо.

— Никуда я с вами не пойду, — прохрипела лиса, сплёвывая кровь.

В следующую секунду она оказалась на полу. Потом последовал удар нижней лапой, который её вырубил.

— Та-ак, — произнёс высокий, уверенный в себе голос. — Я не спрашиваю, что здесь происходит. Я это вижу. Ваше имя и звание?

Лиса лежала на полу в луже собственной мочи. Но это было всё-таки лучше, чем побои. Поэтому она не спешила подавать вид, что пришла в себя.

— Ты ваще кто? — поинтересовался обезьян.

— Мы с вами на брудершафт не пили, — заметил всё тот же голос невозмутимо. — Но полномочия я, разумеется, предъявлю. Вот мои документы.

Бабуин громко, презрительно рыгнул.

— Похоже, я не произвёл на вас должного впечатления, — резюмировал неизвестный. — Хорошо, давайте поставим вопрос иначе…

— Ты чё бля? — взревел бабуин. — Тебе чего бля?

Послышались звуки какой-то возни.

— Вы напрасно сопротивляетесь, — сказал голос. — Вы сделаны из мяса и костей, а я недурно армирован.

Лиса осторожно открыла глаза.

Прямо перед собой она видела ноги и лапы. Босые лапы бабуина с длинными грязными пальцами. И прекрасные тонкие собачьи ноги в бежевых брюках со стрелками. Ноги стояли совершенно неподвижно, как влитые. Чувствовалось, что хозяин этих ног твёрдо уверен в себе и своём праве быть. Особенно хороши были светло-коричневые носки и лаковые собачьи боты с перфорацией {378} .

Потом раздался грохот: это бабуин бухнулся на колени.

— Ну вот и всё, — заключил неизвестный. — Вернёмся к обсуждаемому вопросу. Ваше имя и звание?

— Ну Буба я, по документу — Бубон Саяров, так меня кличут, — как-то очень охотно сказал обезьян. От его наглой бравады и следа не осталось. — Старший прапорщик, недавно вот выслужился, а то меня мариновали долго, начальник наш, скобейда, меня не повышал, всё волков своих только продвигает…

— Значит, старший прапорщик, — перебил неизвестный. — И чем же вы сейчас занимались, старший прапорщик Бубон Саяров?

— Да чего я, чистуху выбивал вот из этой гражданочки, — зачастил обезьян. — Нам план спустили по раскрывухе, по этим… как их… анти… антигосударственным, ну вот и надо было выбить чистуху, а задержанных мало, а тут эта гражданочка подвернулась, ну вот я и подумал, она на вид интеллигентская, сразу всё подпишет, а она упорная попалась какая-то, ну я хотел ей серьёзно заняться, а вы тут пришли…

— Похвальное рвение. Но вы были уверены в виновности задержанной?

— Чё-о? — не понял бабуин.

— По-вашему, она совершала антигосударственные деяния? Или нет? — в голосе послышалось нетерпеливое раздражение. Однако речь его оставалась всё такой же — правильной, с красивыми паузами.

— Да я не знаю, я её ваще первый раз вижу, — прапорщик говорил каким-то странным голосом, будто слова сами из него выпрыгивали, как лягушата. — Мне какое дело, мне сказали чистуху выбивать, а мне чего, мне сказали, я работаю, начальник у нас скобейда, премии лишить может, если показатель не дать…

— Вы вообще интересовались этим вопросом? Вопросом виновности задержанной?

— А это зачем? — искренне не понял бабуин. — Мне чистуху сказали выбить, ну чтобы подпись была, она потом в суд пойдёт, а чего там на самом деле — какая разница, надо план давать, палку срубить надо, а то начальству пизды выпишут, а начальник у нас скобейда, он тогда нам всем выпишет с усилением…

— Ах, как нехорошо, — сказал голос. — Вы не были уверены в том, что она виновна. Вы вообще не интересовались этим. Вы плохой полицейский, Буба.

— А чего плохой-то? — в голосе бабуина забулькала обида. — Вы там скажете тоже, а я по земле работаю, у меня за последний месяц вообще взысканий нет, только за ту овцу, а я не виноватый был, я её только поёб и роги обломал, так это обычное дело, а печень ей волки выжрали, я сырую печёнку вообще не люблю, вот каныгу да, особенно если подсолить…

— Соскучились по взысканиям? Что ж, я это вам устрою. Может быть. А сейчас — идите. Обязательно выпейте воды. Литра полтора. Иначе вы и дальше будете болтать лишнее, а это вряд ли входит в ваши планы… Позвольте вам помочь, — это было сказано другим тоном, и явно Алисе.

Та подняла голову.

Перед ней склонялся, протягивая изящную руку, высокий легавый угольно-чёрного окраса. Он был в бежевом костюме безупречных очертаний. Интеллигентную морду украшали очки в тонкой стальной оправе.

Лиса собралась с силами и встала. Болело что-то под рёбрами, левую пятку саднило. Наверняка под шерстью скрывались кровоподтёки. Особенно болел живот — удар бабуина задел тайник, его содержимое ударило по внутренностям. Но всё это было не так важно. Важно было, что у неё нашёлся заступник.

— С вами всё в порядке? Рёбра не сломаны? — вежливо поинтересовался пёс.

Лиса мотнула головой.

— Сесть можете?

— Да, — сказала Алиса. — Только можно не сюда?

— Да, я чувствую, — легавый повёл носом. — Ничего страшного, это всего лишь урина. Вот, извольте, — он вытащил из нагрудного кармана платочек. — Потом выбросите, мусорка вот тут.

— С-спасидо, — лиса осторожно обтёрлась. Запах всё равно чувствовался, но хотя бы не было мокро.

Тем временем элегантный легаш убрал с пустующего стула бумаги, слегка подмёл его хвостом и лису усадил.

— Благодарю вас, — искренне сказала Алиса, устраиваясь. — Вы меня очень выручили.

— Не благодарите. Я действую в интересах государства.

Лиса не удержалась от скептической гримаски. Собеседник это заметил.

— Отчасти понимаю, — сказал он, садясь на стол и заслоняя собой храпящего дежурного. — Полицейские методы могут шокировать обывателя. Особенно когда он сам оказывается… — тут он сделал крохотную паузу, — объектом применения этих методов. Некоторые даже думают, что полицейские — это стая мерзавцев и садистов, упивающихся своей безнаказанностью. Это не так, но допустим. Всё равно полиция — меньшее зло, чем разгул преступности. Например, сейчас многие возражают против привлечения волков и ментов в ряды правоохранителей. Не думая о том, что в противном случае они пополнили бы криминальные группировки… Но я вижу, мои рассуждения вас не очень занимают?