Сергей Арьков - Тёмный легион

– Не сейчас, – сказал Владик. – Нужно идти.

– Но я так устал, – заныл Вова.

Владик понял, что надо как-то мотивировать личный состав. Нужно сказать своим бойцам что-то такое, что наполнит их силами, взбодрит их дух и подвигнет на грандиозные свершения. Так поступали все великие полководцы, воодушевляя свои войска перед битвой пламенной речью. Они взывали к мужеству, к отваге, к патриотизму, возжигая в сердцах бойцов пламень войны и жажду битвы. И так разогревали личный состав, что тот бросался без страха и сомнения на превосходящие силы противника, рвал их зубами, рубил мечами, колол копьями, не обращая внимания на получаемые в сражении раны. Но перед Владиком стояла куда более трудная задача, чем перед полководцами древности. Ему предстояло мотивировать не отважных воинов, не прирожденных потомственных убийц, не профессиональных головорезов, давно забывших страх и жалость. Под его началом находились люди непростые, особенные, с тонкой душевной организацией и богатым внутренним миром. А потому и подход тут требовался специфический. К счастью, Владик нашел нужные слова.

– Если не успеем уйти достаточно далеко прежде, чем Цент проснется, он нас догонит и сделает больно, – сказал предводитель берсеркеров.

Эти слова оказались эффективнее любого допинга. И Петя, и Вова, которым уже доводилось вкушать садизм изверга из девяностых, отнюдь не хотели изведать повторно богатую палитру страданий и мучений. Забыв об усталости, они поспешили вперед, да так быстро, что даже стали подгонять бредущего впереди Владика.

– Поторопимся, – бормотал сквозь отдышку Вова. – Поторопимся, братцы.

При этом он все время оглядывался на избушку, дико боясь, что вот сейчас дверь распахнется и на крыльце предстанет Цент. Как глянет мучитель неистовый, как увидит в поле программистов, и ну в погоню, будто ястреб хищный за тремя голубками.

Устрашенные перспективой оказаться в лапах терзателя, берсеркеры пересекли заснеженное поле без единого перекура. Когда выползли на трассу, от всех троих валил пар, а пота компания выделила столько, что им можно было бы заполнить небольшой бассейн.

– Больше не могу! – возрыдал Петя, рушась лицом в сугроб.

– У меня все болит сверху донизу, – стенал Вова, принявший горизонтальное положение раньше друга.

Владик сам был чуть живой, и не менее соратников хотел повалиться навзничь и немного отдохнуть. Но они все еще были слишком близко от избушки. Цент даже мог увидеть их с крыльца – три черных точки были хорошо видны на белом фоне.

– Я не рассказывал вам о паяльнике? – спросил Владик у своей дружины.

– О паяльнике? – переспросил Петя. – Какой еще паяльник?

– Паяльник самый обычный, но когда он оказывается в руке у Цента….

Через минуту все уже бодро шагали по трассе в направлении, которое, как хотелось бы надеяться, было верным. Рассказ Владика о пытках пальником в исполнении Цента вышел столь живописным, и был наполнен такими потрясающими подробностями, что вся компания живо забыла об усталости.

– Какой страшный человек! – бормотал Вова. – Какой монстр. Но почему он это делает? Откуда в нем столько зла и жестокости?

– Это все из девяностых, – ответил Владик.

Петя и Вова понимающе переглянулись. Они знали, что такое девяностые. Об этом им ежедневно рассказывали воспеватели прекрасного настоящего, традиционно списывающие все косяки режима на прошлую администрацию. В итоге на девяностые навалили столько всего, что эти времена начали выглядеть каким-то адским ужасом. Даже те, кто застал девяностые в сознательном возрасте, под напором пропаганды уверовали, что кошмар немыслимый творился в те года. И уж понятно, что из такого жуткого места не могло вылезти ничего хорошего. Цент, в общем-то, подтверждал это на сто процентов.

– Немало умученных жертв на его совести, – признался Владик. – Я рассказал бы вам больше, но это слишком страшно.

– Как давно ты его знаешь? – спросил Петя.

– Кажется, тысячу лет, – всхлипнул Владик. На самом деле срок был куда меньший, но по ощущениям выходило, что он терпит изверга уже три вечности с половиною.

– И он всегда был таким свирепым? – поинтересовался Вова.

– Да. В причинении боли и страданий видит он смысл жизни своей. Иных терзает не сразу, на других набрасывается тотчас же. Очень не любит бывших полицейских. Даже больше, чем программистов.

– У меня дядя был полицейским, – выпалил Вова.

Владик повернулся к соратнику, и дал дельный совет:

– Если Цент догонит нас, ни за что не говори ему, что ты родственник полицейского. Потому что если он узнает….

– Что будет? – пустил слезу Вова.

– Не могу представить. Программист, да еще и племянник полицейского…. Нет, не знаю. Одно лишь могу сказать наверняка – страдания твои будут неизмеримы.

– Пойдемте быстрее! – ужаснулся Вова. – Что вы так плететесь? Пустите меня вперед, буду тропу протаптывать. Нужно иди еще быстрее. Очень-очень быстро.

Найдя способ воодушевлять свою могучую рать, Владик, время от времени, рассказывал соратникам что-нибудь из жизни Цента. Напрягать фантазию не приходилось, ибо реальность в исполнении изверга была страшнее любых выдумок. Всех, кого тот встречал на своем жизненном пути, он ввергал в муки, лишал имущества, здоровья и жизни, а те немногие, кто переживали контакт с демоном из девяностых, оставались психически травмированными инвалидами. Эпизоды трудовой биографии Цента ввергали программистов все глубже в ужас. Иногда их даже брали сомнения – правда ли все это? Например, когда Владик рассказал о том, как терзатель заставил одного несчастного паренька совокупляться с зомби-бабой, которая, в процессе соития, загрызла своего полового партнера, Вова и Петя скептически нахмурились.

– Это уже что-то за гранью, – пробормотал Петя. – Очень трудно в такое поверить.

Владик и сам бы не поверил, если бы не видел оное своими глазами.

– Ребята, хотелось бы мне, чтобы все это было ложью, – вздохнул он. – Поверьте, вы просто не знаете Цента. Думаете, что знаете, но это не так. Вы видели лишь крошечную часть Цента, маленький кусочек.

– Но зачем он это сделал? – прохрипел взмыленный Вова.

– Да так, блажь нашла, – ответил Владик.

– Что, вот просто так, и все?

– Ну, он напился тогда, заявил, что желает зрелищ. А тут еще этот паренек, которого мы случайно встретили, возьми и ляпни что-то. Мол, теперь о зрелищах можно забыть, или что-то такое, точно не помню. Ну а когда Центу в чем-то перечат…. В общем, было зрелище. Ужасное зрелище.

– Да он хуже зомби! – выпалил Вова.

Владик одобрительно кивнул – он и сам так считал. До сих пор не мог определиться, кто хуже, Цент или Легион, но в том, что изверг ужаснее любого рядового мертвеца, он никогда не сомневался.